– Что ты ищешь? – спросил Михали. – Боюсь, главная часть алтаря сгорела вместе с церковью.

– Жаль, – поникла Реа. – Я просто хотела взглянуть на маму.

Михали подпер ладонью потолок.

– Думаю, что-нибудь найдется, но оригинальных портретов, как в Парагу, почти не сохранилось. Они находятся в горных церквях, вместе со старинными рукописями, которые мы сумели сохранить.

Реа опустилась на колени напротив стопки книг, на которой покоилась серебряная шкатулка, и спросила:

– Она на всех такая?

– Какая?

– С вуалью.

Михали затих на секунду, а затем сконфуженно проговорил:

– Ну… Я, если честно, других не видел.

Реа ошарашенно вскинула голову. Михали только на один портрет мельком посмотрел, а считает, будто имеет право сомневаться в ее родстве!

– Почему?

– Если Васа узнает, где они спрятаны, от них останется лишь пепел, – резко сказал Михали. – Верующие хранят каждое изображение как зеницу ока и поклоняются святой, как в той церкви, а более ничего не имеют. Они даже не видели это богатство, – добавил юноша и махнул рукой на книги, одеяния и чаши. – А тебе выпала великая честь. Тебе, с ума сойти!

– Но именно ты меня сюда привел, – напомнила Реа. – И досада в твоем голосе как-то не к месту.

– Да, но… – Михали осекся и взъерошил волосы. – Я хотел, чтобы ты поняла, на что претендуешь, называясь ее дочерью.

Реа пожала плечами.

– Я ни на что не претендую, – она не знала, что еще добавить, и умолкла.

Михали не стал принуждать ее к развернутому ответу. Он и сам многого не понимал, судя по тяжкому вздоху и понурому виду.

Что ж, нет смысла на него отвлекаться. Реа приоткрыла серебряную шкатулку, и петли так громко скрипнули, что она испугалась, как бы они не отлетели.

Внутри лежали три цепочки с кулонами, краски на них были яркие, в отличие от остальных спасенных реликвий.