Четыреста семьдесят первый день в мире Содома. Поздний вечер. Заброшенный город в Высоком Лесу, Танцплощадка.
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.
Как я и ожидал, Михайло Илларионович пришел на танцульки. Разумеется, он сделал это не для того, чтобы поколбаситься, оттопыриться и сговорить на ночь временную постельную партнершу из бывших мясных лилиток, как некоторые молодые русские офицеры из числа выздоравливающих. Пока нет. Может быть, потом, когда оздоровительные процедуры Лилии приведут к закономерному результату, помолодевший Кутузов и воспользуется такой возможностью. А сейчас это светское мероприятие интересовало Михайло Илларионовича исключительно с точки зрения завязывания полезных контактов. Мало ли кто забежит к нам на огонек. Неинтересных людей тут не бывает, и бесполезных тоже. Так, например, я представил главнокомандующего русской армией своей супруге. Или, если точнее, представил Кутузову свою Елизавету Дмитриевну, потому что он сам в моих представлениях не нуждается. Сели мы все втроем за столик, взяли по стакану магической воды и стали смотреть на то, как народ от всей души колбасится и топырится, тем более что поставленный мною полог безмолвия глушил музыку и прочий шум веселия до приемлемых величин.
Вот сегодня (на ловца и зверь бежит) к нам с дружественным визитом прибыл Петр Алексеевич Романов (тот самый, который Второй, и в то же время Первый, что есть Великая Тайна). Хотя, там у них, в 1730 году, уже тихонько начали поговаривать, что вселился-де в шкуру молодого императора, бездельника и грозы юных девок дух его великого деда, который всем боярам теперь покажет то место, где зимуют на Руси раки… Да и как не пойти такому слушку, ведь фактуру-то не спрячешь. Походка, жесты, поворот головы, отрывистый смех, да и амурный интерес к девице Марии Кантемир, которая настоящему Петру Второму была глубоко параллельна. Только вот Бахусу старый-новый император поклоняться совсем перестал, ибо сказались наложенные во время лечения Лилины заклинания от алкоголизма. Поговаривают-то об этом поговаривают, но именно что с оглядкой и тихонько, ибо мясорубка Тайной Канцелярии вертится исправно, перемалывая попавших в ее жернова болтунов в мелкий фарш.
Таки и прибыл Петр Алексеевич принять у Лилии работу по омоложению своей возлюбленной, а потом вспомнить свое путешествие инкогнито по Европе и хорошенько повеселиться вместе с обновленной возлюбленной на ассамблее. А та и вправду стала свежа, будто шестнадцатилетняя. В акробатическом рок-н-ролле, запавшем на душу диким амазонкам, она, конечно, не сильна, но почему бы, сидя за столиком, не посмотреть на головокружительные прыжки и кульбиты, которые исполняет кто-то другой. Мария Кантемир при каждом таком кульбите ахает. При этом склонившийся к ее уху кавалер в это время нашептывает, что для того, чтобы вот так скакать дикими козами, девки амазонские с самого рождения упражняются с утра до ночи в беге, прыжках в длину и высоту, скачке верхом без седла и с оным, стрельбе из лука, а также в фехтовании на коротких мечах-акинаках. Куда уж до них русским боярышням, проводящим свои дни за пяльцами да поеданием вкусных медовых пряников, испеченных многоопытными в этом деле кондитерами.
Тут надо сказать, что Михайло Илларионович был слишком молод, чтобы воочию помнить Петра Великого, так что поначалу он не понял, что это за несколько развязный вьюнош весьма нежного возраста, в мундире поручика Преображенского полка столетней давности, оставив свою такую же юную даму, подсел за наш столик.
– Здрав будь, брат мой князь Сергий, – неожиданным баском произнес этот вьюнош, который и был тем самым императором Петром Алексеевичем «два в одном».
– И ты тоже будь здрав, брат мой царь Петр Алексеевич, – степенно произнес я и добавил, – Проблемы какие-нибудь объявились или просто поразвлечься захотелось?
– И то, и другое, – уклончиво ответил Петр. – Ассамблеи вон у тебя знатные, Марии зело нравятся, да и дело у меня к тебе есть наиважнейшее…
– Ах, даже так, – сказал я, – тогда, брат мой Петр Алексеевич, я внимательно тебя слушаю, но сначала позволь представить тебе русского генерала и великого полководца Светлейшего князя Михаила Илларионовича Кутузова, который находится в моих владениях с целью поправки здоровья…
Мы с Кутузовым переглянулись. Разумеется, только так, и иначе (с официальной точки зрения) быть не может. Будущий прославленный генерал-фельдмаршал, победитель Наполеона, на наших магических водах поправляет здоровье и набирается сил для новых битв… Петр Алексеевич бросил в сторону Кутузова внимательный взгляд. Я понимаю, что у него с талантливыми генералами немного недобор. Есть, конечно, Миних, который в одном лице и военный инженер, и полководец, но на нем одном далеко не уедешь. А воевать татар и турок, чтобы они были неладны, надо. С другой стороны, Петр Великий тем и отличался, что с легкостью приглашал людей со стороны, а если они оказывались негодны, выкидывал без всякой пощады и приглашал взамен новых. И в этом взгляде сейчас тоже светится неприкрытое «отдай его мне». Но у Кутузова и в своем времени работы невпроворот – лет на пятьдесят будет, не меньше.
– Нет, – покачал я головой, – Михайло Илларионович там, у себя, тоже человек нужный и важный, да он и сам не согласится. И вообще, русская армия не вчера родилась, давно пора свой генералитет производить на регулярной основе, а не собирать посредственностей и неудачников по всей Европе в надежде, что среди них, подобно жемчугу в навозной куче, вдруг блеснет великий военный талант.
В ответ Петр Алексеевич вздохнул и пожал плечами. Мол, некогда ему было этим заниматься, да и старт был очень низким. Самому, мол, пришлось всему учиться у заморских учителей, ибо свои кадры отстали от Европы на сотню-другую лет. Не до жиру тут было – хватай разных гонимых и не преуспевших на родине деятелей и пытайся построить с ними государство. В результате получилось что-то похожее на дворец из реек и искусно покрашенной фанеры – быстро, дешево, на глаз красиво и до крайности недолговечно… А теперь, во время второго царствования, все это потребуется капитально исправлять. Ну почему мы не узкоглазые японцы, не приемлющие в начальстве заморских длинноносых варваров? Вон, в схожей ситуации японский император Муцухито (японский Петр Первый) за аналогичное время умудрился полностью обеспечить свою страну собственными кадрами на всех уровнях управленческой пирамиды, используя европейцев только как учителей и военных инструкторов. Ну да ладно, ближе к делу; интересно, с каким важным вопросом для себя вопросом явился ко мне государь-император Петр Алексеевич?
– Понимаешь, князь Сергий, – доверительно склонившись, вполголоса сказал он, когда я задал этот вопрос, – совсем татары, проклятыя, заели, жить своими набегами не дают, аспиды! А их попробуй тронь – Порта Оттоманская стеной станет. А там армии янычарские тыщи да тыщи, нам столько не набрать, а главное, не прокормить. Это ж сколько припасов надо тащить за собой в степь! И пусть один русский гвардеец стоит двух янычар, но наваливаются на него четверо или пятеро, и никакого шансу их победить у него нету. Вот если бы нашим солдатикам такие ружья, как твои, чтобы стреляли часто, далеко и метко, да твои диковинные скорострельные пушки, кои, как говаривал мне твой воевода Петр Басманов, гранатами и картечью врага косят будто косой – вот тогда бы мы с турком на равных и потягались…
– Постой, брат Петр, – сказал я, – унасекомить татар да прижать турок, чтобы знали русскую силу – это, конечно, дело хорошее. Но ты вот что учти. В твоих прошлых походах под Азов, да и когда Васька Голицын на Крым ходил, потери от болезней и недостатка провианта были в разы поболее, чем от вражьих пуль и ядер. Разве не так?
– Так, – хмуро согласился Петр, – болезни сии, как говаривают медикусы, происходят от дурной воды в степных колодцах, а провиант подвозить трудно, бо зело далеко, да татарские разъезды в пути шалят немилосердно.
– Ну, – сказал я, – насчет дурной воды не так уж эти медикусы и неправы. Но этот вопрос не совсем ко мне. Есть у нас начальник медслужбы, военврач капитан Максимова, обращайся к ней и мотай на ус все, что она скажет. Она знает, как это все должно делаться – не как у нас, усилиями госпожи Лилии, а по-настоящему, без всякого колдовства, которое тебе недоступно, да и не нужно. А еще лучше подбери человечка посмышленей, назначь его начальником военно-санитарной части и направь его к Галине Петровне на стажировку. Пусть заучит все, что она скажет, будто «Отче наш», и исполняет буква в букву, без отклонений на шаг влево, шаг вправо. Хоть будешь знать, с кого спрашивать за померших от поноса солдатиков.
– Хорошо, брат Сергий, – кивнул Петр, – быть посему, человека такого найду и на учебу отправлю, чай, не впервой. Но ты мне лучше скажи, как будет насчет новых пушек и ружей?
И тут я подумал, что секрет пули Минье* на первых порах вполне удовлетворит Петра Великого. Прирост дальности и меткости для штуцеров весьма значительный, скорострельность с новой пулей** будет мало чем отличаться от обычных фузей, к тому же эти самые фузеи несложно переделать в штуцеры путем простругивания в стволе нарезов… Гладкоствольные бронзовые четырехфунтовки тоже можно отдать, ничем особым это не грозит. Как и для времен Смуты, самой сложной частью в изготовлении будет клин-затвор, позволяющий заряжать орудие с казенной стороны. Стрельба классическими на то время круглыми ядрами и картечью, и ничего большего, потому что дарить нарезные вкладыши-лейнеры*** из высокосортной стали в эти стволы я совсем не намереваюсь. Изобретать оперенные аналоги минометных мин, запускаемые из гладкого ствола, тоже, думаю, не стоит. Ибо каждая такая мина для местного производства будет стоить как десяток круглых гранат и иметь совсем другую баллистику. Но за этот подарок Петр Алексеевич мне еще кое-что должен…
Историческая справка: