Остальную часть того ужасного дня я помню в виде каких-то бледных моментальных снимков вроде тех, которые делают с помощью «Полароида». Явились двое полицейских – женщина и мужчина. У тротуара припарковалась «Скорая помощь». В открытые окна дома вливался запах сада и скошенной травы.
Вскоре примчался Доминик. Ему, должно быть, позвонили прямо из полицейской машины. Он завез Эмили к Блоссом, а сам ринулся сюда. Я заметила, что в машине со вчерашнего дня валяется множество пакетов с покупками.
– Ох, родная моя! Ты даже не обулась. – Он заключил меня в объятия.
И словно издали до меня донесся голос Доминика, который что-то объяснял полицейскому-мужчине.
– О господи! У нас же двадцать восьмого свадьба! И как же мне теперь со всеми объясняться?
Глава третья
Вот так она и сложилась, моя история. Моя волшебная сказка, в которой «они, сыграв свадебку, жили долго и счастливо». И чудесная свадьба, и красавец принц – все, все унес ветер, точно клочки рваной бумаги. Львиную долю работы по расчистке дома моих родителей проделали Доминик и его сестры; они очень долго, впрочем, не трогали тех вещей, которыми родители особенно дорожили – прежде всего в комнате Конрада. Мне кажется, Доминик сперва пытался найти там его блокнот с записями о подсветке различных сцен спектакля, программу и свои рисунки, на которых Керри Маклауд была изображена как бы через увеличительное стекло безумной страсти; а потом, так ничего и не найдя, он, видимо, попросту свалил все книги и бумаги Конрада в один узел и отнес в общую кучу мусора.
Так или иначе, а меня он постарался ото всего этого оградить, полностью взяв на себя решение проблем, которых всегда возникает очень много, когда умирает кто-то из близких. Нужно было организовать похороны, закрыть банковские счета, сообщить на почту. У нас не осталось никаких родственников, которых нужно было бы известить, и никаких инвестиций, которыми нужно было бы распорядиться. Доминика весьма удивило, как мало денег оказалось у моих родителей на банковском счете. Он даже некоторое время искал по всему дому, надеясь, вероятно, что у них припрятана некая сумма наличными. Но их сберегательную книжку я успела спрятать, а счет Конрада был пуст. И никому – по крайней мере, насколько я знала, – не было известно, что всего несколько недель назад с этого счета были сняты сорок тысяч фунтов. Об этом, похоже, знали только Джером Фентимен и я.
– Ты уверена, что ничего не хочешь отсюда взять на память? Фотографию? Или еще что-нибудь?
Я только головой качала. Я с самого начала сказала, что мне ничего с Джексон-стрит не нужно. Все, что можно было бы продать, уже забрала соответствующая фирма. Такого, впрочем, там было не так уж и много: кое-какая приличная, но старомодная мебель; кое-какая одежда, пригодная для благотворительной распродажи. Собралась, правда, небольшая группа любителей таинственных преступлений, мечтавших заполучить кое-какие вещицы Конрада Прайса, но Доминик всех отослал прочь и тщательно позаботился о том, чтобы наиболее желанные для таких людей памятные вещички были сожжены. Мы не стали выставлять дом в открытой продаже и предпочли продать его с аукциона. Выгода была, конечно, меньше, зато все закончилось гораздо быстрее.
Я-то считала, что из-за похорон свадьбу придется отложить, но это так огорчило Эмили, что я сдалась и передумала. Кроме того, следовало не забывать и о «банде» Доминика. После смерти моих родителей ни одно утро, ни один день не прошли у нас без того, чтобы кто-то из членов «банды» не забежал к нам и не принес
– Они ведь хотели для вас с Милли самого лучшего, – твердила она. – Хотели, чтобы вы непременно преуспели в жизни. И потом… – Между прочим, как мне стало известно, свадебный пир был уже не только заказан, но и оплачен. – Не подумай, что мы стали бы тебя упрекать, если бы ты почувствовала, что не в силах сейчас преодолеть и это испытание, но мне кажется, что вам обеим стоило бы подвести черту под прежней жизнью и двинуться дальше.
– Ты ведь была с ними не так уж и близка, – уговаривал меня Доминик. – А Милли и вовсе едва их знала. Возможно, ей в день похорон вообще лучше остаться дома. Зачем же лишний раз расстраивать ребенка.
В итоге похороны состоялись в крематории Молбри в девять утра за два дня до нашей свадьбы. Подобная срочность оказалась, разумеется, связана с определенными трудностями, но у Доминика нашелся в крематории какой-то приятель, который сумел найти десятиминутную щель. В тот день шел дождь, который лил затем всю неделю, да и потом дожди с редкими перерывами продолжались до конца месяца. На похороны я надела свой темно-синий брючный костюм. Музыку выбирал Доминик. Ведь я понятия не имела, какая музыка нравилась моим родителям. Я просидела всю траурную церемонию, не проронив ни слезинки.
Глава четвертая
Свадьба помнится мне как некие мимолетные промельки света сквозь петли и завихрения сплошной тьмы. Помню, что запах в церкви очень напоминал те запахи, что царили на Джексон-стрит, – сплошная сырость, ладан и полироль с лавандовой отдушкой. Помню белые зонты под дождем и синие васильки в моем букете невесты, воткнутые между бледно-розовыми розочками. Помню Блоссом в желтом платье и Сесила в соответствующего тона жилете и изящной шляпе-федоре. Эмили выглядела внезапно выросшей и повзрослевшей от понимания собственной важной роли в данном событии; она была очень мила со своей корзиночкой, полной сластей, и в венке из живых цветов на аккуратно подстриженных волосах. Самой церемонии венчания я не помню, зато хорошо помню, что, как только мы прибыли в церковь, дождь ненадолго прекратился, а сквозь тучи даже сумел пробиться робкий солнечный луч.
Блоссом совсем было растерялась, обнаружив, что меня некому повести к алтарю. С моей стороны не было вообще никаких гостей – ни родственников, ни подруг, ни знакомых с работы. В иных обстоятельствах я могла бы пригласить, например, Керри, но стоило мне вспомнить те рисунки, спрятанные в блокноте Конрада-осветителя, и мне сразу становилось не по себе. Наверное, и объяснять не нужно почему. Страстной детской влюбленностью так легко злоупотребить; ее так легко подвергнуть насилию. И Керри следовало бы это понимать. И попросту убраться с дороги юного Доминика.