Глава вторая

19 августа 1989 года

Конечно, каждому ребенку должны сниться сны, в которых его родители умирают. А начинается все это с волшебных сказок. С приключения, с путешествия, с хорошенького принца. И заканчивается, разумеется, сказочной свадьбой. Мне такие сны снились довольно часто, особенно пока я росла; и мне всегда казалось, что неизбежное, внезапное – и предпочтительно безболезненное – исчезновение с Джексон-стрит двух любимых, но преследуемых призраком фигур возвестит начало моего собственного приключения.

Однако у меня все сложилось иначе. И сказочную историю, и сказочную свадьбу пришлось отложить, потому что о себе заявила совсем другая и куда более мрачная сказка. Вы, Рой, эту историю, возможно, помните; о ней немало писали в государственных газетах, несмотря на все попытки Доминика как-то этому воспрепятствовать. Трагическая случайность унесла жизни родителей «потерявшегося мальчика из Молбри»! – и это был еще не самый запоминающийся заголовок. Но почти каждая публикация так или иначе строилась вокруг той самой фотографии Конрада и, слава богу, содержала не так уж много иных подробностей.

Согласно приговору коронера, это был несчастный случай. Газовый камин в спальне моих родителей уже давно был неисправен, и они, опасаясь утечки, никогда им не пользовались. Но в ту ночь они включили его на полную мощность, закрыли дверь и легли на кровать, держась за руки, прямо поверх покрывала. Одеты они были словно для воскресного похода в церковь, и между ними лежала фотография Конрада. Когда я утром их обнаружила, оба были еще теплые, хотя, конечно, газовый камин работал всю ночь, да и на улице в середине августа даже ночью было совсем не холодно. Почему же, можете вы спросить, я так и не сказала полицейским о человеке, который сумел их обмануть и выдал себя за Конрада? У меня, разумеется, не было ни малейших сомнений в том, что именно это и послужило причиной их самоубийства. И добила их не столько утрата всех накопленных средств, сколько очередной подлый обман, очередное крушение надежд и то, как глупо они снова попались на крючок очередному мерзавцу. Однако никаких реальных доказательств того, что именно Джером писал им письма, у меня не было, а он вел себя крайне осторожно: о деньгах в своих письмах ни разу не упомянул, да и потом не стал проявлять беспечность и переводить наличные на свой банковский счет. Так что для следствия мое слово было бы против его слова, а он отлично умел вызывать доверие и выглядеть чрезвычайно правдоподобно, тогда как я была всего лишь молодой женщиной, за которой к тому же с детства тянулся след определенной психической неустойчивости. Никто бы моим доводам попросту не поверил. Ведь и мои родители не поверили мне, когда я тщетно пыталась все им растолковать. А ему поверили!

Я не помню их лиц. Не думаю, что я вообще на них смотрела. Я сразу же бросилась открывать окна и выключать газ. Затем убрала с их постели фотографию Конрада и вернула ее на каминную полку, где стояли и другие его фотографии. Телефон стоял на прикроватном столике, и трубка была снята с рычага. Я положила трубку на место. Потом выключила приемник, по-прежнему настроенный на одну из номерных станций, да так и застыла посреди кухни, где царили невероятная чистота и порядок: все тарелки были перемыты и убраны в буфет, а на стол постелена новенькая скатерть на тот случай, если в квартиру заглянут соседи. Письма «от Конрада» я нашла под часами, стоявшими в гостиной на каминной полке. Всего писем было полдюжины, и все написаны одним и тем же беглым почерком на гладкой дорогой бумаге. Я также нашла сберегательную книжку на имя Конрада, теперь лишенную сбережений. Книжку и письма я сунула в карман. Я не хотела, чтобы полицейские все это нашли. Затем я приготовила себе чашку чая, добавила туда нормальное количество молока и стала медленно пить, а после позвонила в полицию, чувствуя, что та тьма вокруг меня и подо мной разрастается, становится все плотнее, а потому я все чаще прислушивалась к звукам, доносившимся из водопроводных труб.

Эти трубы в доме моих родителей всегда были на редкость говорливыми. Еще до появления в моей жизни мистера Смолфейса меня пугали бульканье и кашель, исходившие оттуда. Вот и сейчас, наконец-то оставшись в этом доме одна, я с замиранием сердца слушала, как там что-то шипит и завывает; эти жуткие звуки всегда раньше вызывали у меня мысль о том, что внутри кирпичных стен движется и бормочет себе под нос нечто живое.

Мне вдруг показалось, что тот призрак в черной маске спускается в дом по каминной трубе, а потом из ванной комнаты донесся странный скрежет, словно кто-то возится в раковине, пытаясь оттуда выбраться. Звук был такой, словно кто-то несильно скребет по трубе или по раковине длинным ногтем. Вот там он и живет, донесся откуда-то издали голос Конрада. В этом сливном отверстии. Он заберет всех, кого ты любишь. А потом и за тобой придет.

– Там ничего нет! Это просто воздух в старых водопроводных трубах! – Голос мой прозвучал неожиданно громко.

Воцарилась тишина.

Но потом тот скрежет возобновился – казалось, кто-то высунул палец из сливного отверстия и царапает по раковине ногтем. Поставив пустую чайную чашку на стол, я подошла к кухонной раковине и увидела мышь, тщетно пытавшуюся взобраться по скользким стенкам раковины. Бедняга понимала, что угодила в ловушку: глазки ее нервно поблескивали и были похожи на капельки патоки; из приоткрытой пасти не доносилось ни звука, но было ясно, как она страдает, как ужасно она напугана. Я осторожно взяла несчастную мышку, вынесла ее за дверь и выпустила на недавно подстриженный газон. Я очень надеялась, что мышь не умрет от шока. С мышами такое иногда случается: они умирают, когда опасность уже миновала, не выдерживает их мышиное сердечко. Я решила, что попозже проверю, как она там. После того как приедет и уедет полиция. Но так этого и не сделала. Надеюсь, мышка выжила. Впрочем, узнать это у меня уже не было никакой возможности.