Удары молота о наковальню по-прежнему были слышны, и, скорее всего, они будут продолжаться всю ночь. Поскольку все внимание Ёнхи было обращено только на эти звуки, то ей казалось, что именно этот звон, а не ветер раскачивает старые деревья и что именно из-за него в стене комнаты появилась щель, а в потолок, где висит лампа дневного света, воткнулся острый кинжал. А вот мать на фотографии, висящей на треснувшей стене зеленоватого цвета, спокойна. Это потому, что она умерла и ее уже не волнуют проблемы разваливающейся семьи.
Дзын… Дзын… Дзын…
Этот ужасный звон когда-нибудь обязательно разрушит их дом. Видимо, пора уже проснуться и появиться змею-хранителю дома. И тогда будет пир, последний пир, и надо будет всем расстаться, расстаться без всякого сожаления. Подумав об этом, Ёнхи вдруг неестественно громко расхохоталась, от чего Чонэ даже вздрогнула.
– Да, кстати, ты знаешь, о чем я сейчас подумала? Когда ты вот так поддерживаешь отца под руку, то больше похожа на дочь, а не на невестку.
От этих слов Чонэ немного смутилась. Отец, конечно, ничего этого не услышал. Он сидел и только трогал на носу свою бородавку.
Ёнхи продолжала громко и быстро говорить. Чувствовалось, что она заставляла себя болтать, чтобы не слышать этого осточертевшего звона. Однако он продолжал бить по нервам, раздаваясь через каждые тридцать секунд, при этом, сливаясь с высоким голосом Ёнхи, звучал более отчетливо.
Дзын… Дзын… Дзын…
Обратившись к Чонэ, Ёнхи сказала:
– Вполне можно считать, что и в нашей семье царит демократия. Свидетельство тому ваши отношения с моим отцом. – Помолчав немного, еще громче добавила: – С другой стороны, тебе это все не надоело? Ведь главного в твоей жизни нет: ни крепкого стержня, ни прочной опоры, разве не так?
Однако Чонэ молчала. Сейчас она в каком-то смысле походила на своего слабоумного свекра, которого уже ничто не тревожило и не волновало. Было такое ощущение, что Чонэ верит в то, что общение между ними не должно действовать друг другу на нервы, что не нужно создавать головную боль, вспоминая от нечего делать давно забытые проблемы, и что, наконец, не нужно заниматься всякой ерундой. Но Ёнхи продолжала свою болтовню:
– И сегодня ждем сестру до двенадцати ночи? А твой муж опять сидит у себя на втором этаже? А Сончжэ? Он ведь еще не вернулся, не так ли?
Ёнхи и Сончжэ еще не были помолвлены, но оба думали, что в конце концов все этим и закончится, да и все вокруг тоже так считали. Когда Сончжэ, появившись в их семье, объявил, что он двоюродный брат мужа старшей сестры Ёнхи, которая почти двадцать лет назад вышла замуж за северянина и с которой они ни разу с тех пор не виделись, им ничего не оставалось, как поверить ему на слово. Более того, во время войны с Севером им пришлось вместе пережить много трудностей, включая бегство из Сеула на юг страны под натиском войск коммунистического Китая, так что он практически стал членом их семьи. К тому же его очень любила и жалела старая мать Ёнхи, которая умерла три года назад, скорее всего потому, что он был родственником ее старшей дочери. Хотя она, как и отец Ёнхи, тоже страдала старческим слабоумием, но часто вспоминала о старшей дочери и спрашивала о ней у Сончжэ. Даже умирая, когда вся семья собралась возле нее, она успокоилась только тогда, когда увидела среди них Сончжэ, – видимо, он в какой-то мере на закате жизни заменил ей дочь. Так постепенно угловая комната на втором этаже, куда его поселили по приезде, стала почти его собственной. Иногда он даже приносил в дом десять-двадцать тысяч вон, хотя в последние месяцы не стало и этих денег. Вначале Ёнхи довольно долго считала Сончжэ неотесанной деревенщиной, но со временем, считая себя женщиной, которой уготована непростая судьба и не созданной для замужества, незаметно привыкла к нему и даже начала испытывать дружеские чувства. Но их отношения были не настолько близкими, чтобы она могла в подробностях интересоваться его делами, хотя на вопрос о том, чем он занимается, Сончжэ отвечал, что работает в какой-то фирме, специализирующейся на морепродуктах.
– А почему сестра возвращается именно в двенадцать? – продолжала болтать Ёнхи.
– Не знаю… – ответила Чонэ.
– Хотя главное, конечно, чтобы она действительно вернулась.
– Да, ты права. Главное, чтобы вернулась.
– Но если подумать, то все это очень смешно, – сказала Ёнхи, только делая вид, что говорит это в шутку. – Давайте мы все расстанемся и разойдемся кто куда. Как-нибудь будем жить, не умрем же. Разойдемся совсем. Ничего страшного в этом нет. Я думаю, это будет несложно и лучше для всех. – При этих словах она даже озорно подняла брови.
Как раз в этот момент Сонсик спустился по лестнице и тихонечко открыл дверь, ведущую через коридор в гостиную. Увидев Чонэ и Ёнхи, он спросил, обращаясь к сестре:
– И что вы тут сидите?
Ёнхи, довольно улыбаясь, подколола брата: