Старший брат широко раскрыл глаза и тоже улыбнулся.

– Эй, сейчас же очень холодно, – ответ получился невпопад.

На следующий день старший брат, шагая в колонне, все бубнил себе под нос: «Надо умыться, надо умыться, надо умыться». Младший брат испытывал некоторую неловкость. А старший брат и через день после этого, и еще через день продолжал бубнить то же самое. Но в конце концов однажды на рассвете это бормотание старшего вконец захватило всех. Сначала подхватил младший:

– Точно, давайте все сегодня умоемся и потом пойдем.

Одно мгновение было тихо, но в следующий миг пленные зашумели, посмотрели на лица друг друга и засмеялись. На чье лицо ни посмотри, им всем и правда нужно было умыться. Старший брат, сидя в углу, немного смущенно глядел на брата и, потирая подбородок двумя руками, бормотал: «Давайте быстренько умоемся и пойдем, сегодня сначала умоемся!» Никто не пошел к месту сбора, все мялись в нерешительности, повторяя один за другим: «Давайте умоемся, давайте умоемся…» Рассерженные конвоиры, которые прибежали поторопить пленных, увидев такое настроение людей, не могли сдержать смех. Пленные тоже все как один разразились смехом. Еще более воодушевившись, толпа заговорила еще громче: «Давайте умоемся, сегодня умоемся, несмотря ни на что». Когда утренние лучи осеннего солнца озарили горы и реки, колонна пленных разместилась на берегу и, шумно разговаривая, умылась в реке. Однако ночью старший брат, который, казалось, был по-настоящему рад, опять плакал. Он снова прошептал на ухо младшему, что и в этот раз ему не удалось получить рис, потому что того конвоира не было: «Наверное, ходил в туалет». Некоторое время было тихо, потом снова послышался плач. Немного погодя старший брат перестал плакать и грубо сказал:

– Эй ты, думаешь о том, чтобы завтра ночью опять одному съесть рис? Разве нет? А ты вообще знаешь, сколько раз я пропустил ужин? Целых два раза.

– …

– Бывает и так, что два дня подряд не получается получить рис. Если и завтра вечером не дадут, то мне снова придется голодать. Ты этого хочешь?

– …

Младший в темноте только тупо смотрел на старшего. Наконец по обеим щекам у него покатились слезы. Увидев в первый раз, как плачет его брат, старший широко распахнул глаза и растерянно пробормотал:

– Не плачь, ну не плачь! Все же нормально, мы даже умылись сегодня, – при этом сам только сильнее заплакал.

Когда они дошли до Вонсана, всех конвоиров сменили. Тот, кто постоянно давал рис, подошел к старшему брату и дружелюбно сказал:

– Н-да, жаль. Береги себя!

Брат дернул уголком губы, кивнул головой, а на глазах у него выступили слезы:

– А как вас зовут?

– Меня? Считай, я твой двоюродной брат. Еще и твоя мать. – Конвоир рассмеялся и исчез в темноте.

Старший брат снова заплакал. Он плакал до глубокой ночи и даже звал мать. Младший, сидевший рядом с ним, тоже незаметно плакал. Что еще он мог кроме как грустить и плакать вместе с ним, но от этих слез ему становилось немного легче.

Той ночью конвоиры пристально наблюдали за пленными до самого утра. В воздухе кружился первый снег. Старший брат перестал плакать и неожиданно сказал:

– Ах, идет снег, снег, снег. Уже наступила зима.

Так как надзор конвойных был строгий, он не мог шептать это брату и говорил как бы сам с собой.