— Ну что там? — спросил женский голос сзади. — Чего ждем-то?
— Не знаю, как вы, а я лично воду жду, например, — мрачно ответил кто-то.
— Действительно, ребят, давайте уже делом займемся, а?
— Слушайте, а кстати, вот эта машина с водой тут стояла, что-то я ее не вижу.
— Какая машина, где?
— Да нету, в том-то и дело. А я точно помню...
— Ну, может, вы перепутали что-нибудь? Передвинулось же все.
— Ничего я не путаю. В своем уме, слава богу, стояла вот тут машина, утром еще!
— И где она тогда, по-вашему? Улетела?
— Женщина, ну что вы к нему пристали, я тоже помню. Была машина, они еще открывать не хотели.
— В смысле, не хотели? Ничего себе, не хотели они.
— А как вы их заставите?
— Да очень просто!..
— Я извиняюсь, — сказал лысоватый мужчина в жилетке и занял Митино место возле полицейского окна. — Так план у нас какой?
Полный самых нехороших предчувствий лейтенант покосился на свою новоиспеченную начальницу. Он вспомнил бетонные ворота с цифрами 0-60, пустой кусок тоннеля, похожий на безлюдную улицу из старого кино, и как человек с разбитым лицом, улыбаясь, протянул ладонь за ключом от наручников. И отчетливо, ясно понял, что улыбку эту не хочет видеть больше никогда, вообще, и ни в каком штурме Газели поэтому участвовать не станет, даже если кошмарная баба примется жрать его живьем. И что если ему придется-таки сегодня, в последний день его безрадостной службы еще раз вытащить пистолет, он сделает так с одной целью — чтобы его наконец оставили в покое. Чтобы ни сука в мужском пиджаке, ни змеиный дед из Майбаха, ни даже дядька из Тойоты со своей миленькой дочкой не затянули его обратно в душный чужой сценарий, который — и в этом он был абсолютно уверен — закончится для него так же, как для толстяка-капитана. Он должен был умереть еще там, у ворот, и жил теперь запасное, дополнительное время благодаря случайному решению, которое принял наугад, не думая. И менять в этом хрупком раскладе ничего было нельзя, потому что новая реальность, в которой он, лейтенант, не умер, была еще совсем ненадежная и не затвердела до конца. А та, прежняя, только и ждала повода, чтобы подловить его и все вернуть на место.
Тишина снаружи густела. Лысоватый мужик кашлянул и переступил с ноги на ногу.
— Так я не понял, — сказал он. — Мы как, воду идем искать?
Старлей сжал зубы и приготовился, но сука из Мерседеса даже на него не взглянула.
— И не только воду! — громко сказала она и полезла вон из машины, встала на подножку и простерла вперед руку, опять сделавшись похожей на памятник Ленину, только без лысины, бороды и голубиного дерьма. — Нам нужна не только вода! Мы проверим все, я повторяю, все подряд грузовики. Вскроем каждый, поймем, какими ресурсами располагаем, и необходимое реквизируем законно, составим акты и будем распределять! Поровну, справедливо!
Эта без сомнения ленинская и по сути, и по всем прочим признакам речь (Мите показалось даже, что женщина-Мерседес в эту минуту немного, самую малость картавит) произвела на слушателей впечатление самое благоприятное. На пятнадцатом часу заточения идея раскулачить какие-то безымянные грузовики больше не казалась спорной и несовременной. Многие захлопали, кто-то весело свистнул. Господи, если бы Сашка способна была сейчас засмеяться, насколько бы стало легче. Он поискал жену глазами и не нашел. Толпа стояла бодрая, одинаковая и безлицая, как армия.