— И как мы без водителя посмотрим, вот интересно? — крикнули ему. — Двери, что ли, будем выламывать?
— Нет, ну это совсем уже как-то, извините... Давайте дождемся человека.
— Иностранные номера тем более. Представляете, что начнется...
— Да придет сейчас, куда ему тут ходить?
Женщина-Мерседес стояла в первом ряду, высокая, как осадная башня, но в обсуждение пока не вмешивалась. Ждет, куда ветер подует, понял Митя, который в тактике светловолосой чиновницы начинал уже понемногу разбираться. А вот они не готовы. Им не хочется ломать замки в польской фуре, отбирать еду силой. Они надеются, что все можно сделать прилично. Видишь, Сашка, а ты говорила — коммунизм.
— Мы даже не знаем, что там, — говорила как раз дачница в шортах. — Может, там вообще не продукты.
— Это рефрижератор, женщина, — ответил лысоватый. — Не обои же в нем возить.
— А прикиньте, там мясо мороженое, — сказал кто-то. — И минус восемнадцать.
— О, ребят, на пять минут меня туда пустите, задолбала эта жара!
— В очередь записывайтесь!
В толпе засмеялись, и вся она как-то обмякла и распалась, как при команде «вольно». Вроде ничего особенно не изменилось, но теперь это был не боевой отряд продразверстки, а просто пара десятков отдельных, уставших и немного смущенных людей. Штурм захлебнулся, даже не успев начаться, и очень возможно, польская фура была бы спасена, если бы ее водитель, который не смог больше выносить свое возмущение, лежа за шторками спальника, не выбрал именно этот, без сомнения, роковой момент, и не высунулся наконец из кабины, и не крикнул:
— Czego do cholery jeszcze ode mnie chcecie, kurwa mać!*
Славянские языки вовсе не так похожи, как кажется, но некоторые слова добровольцам все-таки разобрать удалось, а остальной смысл угадать уже было легко. На мгновение стало тихо, и воздух вокруг рефрижератора снова как будто загустел. Женщина-Мерседес начальственно кашлянула и шагнула вперед:
— Мы проверяем грузовой транспорт, находящийся в тоннеле. Документы покажите, будьте добры. Водительское удостоверение, страховой полис и транспортные накладные.
Дылду в синем костюме польский водитель вспомнил сразу, и лицо его омрачилось. Начинали сбываться самые нехорошие предчувствия, которые мучили его еще с утра, после первого их разговора возле патрульного Форда, и он попытался использовать аргумент, который помог ему в прошлый раз.
— Ne rozumiem, — сказал он как можно иностраннее. — Nie mówię po rosyjsku*.
Но даже сам почувствовал, что теперь это сработает вряд ли.
— Документы, — невозмутимо повторила дылда и протянула руку. — Лейтенант, подойдите.
За спиной у нее возник рослый молодой полицейский, и все тут же стало очень официально.
Водитель ИВЕКО мысленно страстно проклял день, когда согласился на этот рейс, и полез в машину за накладными. В каждой из них черным по белому на двух языках было написано, что в фургоне рефрижератора хранится одиннадцать тонн овощных и восемь с половиной — фруктовых консервов в жестяных и стеклянных банках: фасоль в томате, зеленый горошек, маринованные огурцы, сливовый джем, компот из абрикосов и детское яблочное пюре — общей стоимостью сорок девять тысяч евро. И стоит только вынести эти бумаги на свет, как положение его, и без того незавидное, сделается почти безнадежным.