Книги

Точка Женщины

22
18
20
22
24
26
28
30

В полной темноте папа поднимается и шагает в противоположную сторону комнаты. Щелкает щеколдами и скрипит окном.

— Зззаррраза!

Конечно, только папа может посадить занозу, открывая больничное окно. Но это ничего, пап. Подожди, пока мама уйдет, и медсестра забинтует тебя с ног до головы, вот увидишь.

О чем он думал, складывая свои вещи в большую желтую сумку с красным пятном на боку? Не о том ли, как мы ездили с ней же на шашлыки и разбили бутылку кетчупа, который растекся, образовав на желтой ткани некое подобие африканского материка? Или о том, как бы побыстрее от меня отделаться? Или всего лишь о том, что он будет есть на ужин? Я этого не знаю. Его лицо оставалось таким спокойным, как будто не происходит ничего исключительного. И я не могу понять, как это получилось, но мне даже не пришло в голову заплакать.

— Ты скоро вернешься? — вот и все, что я догадалась спросить.

— Скоро. А вообще как получится. Пожелай мне удачи, а?

— Удачи? Ты пожелала ему удачи?! — говорит мама, и мне первый раз в жизни кажется, что она сейчас закричит. — Ты не сказала ему, чтобы он проваливал и больше никогда не появлялся? Не пожелала свернуть шею на первой же неровной ступеньке? Не послала его к черту?

— Она пожелала ему удачи, — улыбается папа и гладит меня по голове, как умалишенную.

— Умница, девочка, — говорит бабуля. — Теперь точно вернется.

И она шустро выскакивает из комнаты, потому что родители готовы броситься на нее с кулаками.

Я пожелала ему удачи, и, может быть, из-за этого он не хочет оставлять меня в покое. Может, он получил ее, свою удачу, и это случилось благодаря мне? И теперь он считает меня чем-то вроде талисмана и будет до конца дней моих просить меня, чтобы я пожелала ему всего хорошего? Может быть, он даже захочет повесить меня на шею на золотой цепочке и носить с собой, когда предстоит что-нибудь особенно важное? Или поставит меня на полочку у себя в шкафу и станет ласково гладить по голове, чтобы набраться положительной энергии? А мне останется только хлопать глазами и терпеть до тех пор, пока однажды я не соберу волю в кулак и не пожелаю ему проваливать и не возвращаться?

Как бы то ни было, он приходит и уходит. Иногда он пропадает месяцами, и я начинаю думать, что моя удача ему больше не нужна. Но однажды температура воздуха снова медленно ползет вверх, люди начинают обмахиваться листами бумаги и летом жаловаться на жару, а зимой — на парниковый эффект и неисправное отопление. Но я-то знаю, что на самом деле это тот, кто никогда не будет моим, идет ко мне, может быть, еще сам об этом не подозревая.

Мне тридцать один, и только сейчас я начинаю понимать: если ты еще о чем-то не подозреваешь, это совсем не значит, будто этого нет. Нужно только приглядеться как следует.

4

Благодаря папиным усилиям окно открыто, но прохладнее не становится, и никто, кроме меня, не знает, в чем причина. Можно сколько угодно валить этот неожиданный перепад температур на циклон, озоновые дыры и движения воздушных масс. Но мы с вами знаем, что причина в том, кто сейчас едет ко мне, нарушая все возможные правила дорожного движения. Он никогда не будет моим, но все-таки он им будет, хотя бы сейчас, на несколько минут или даже на одну минуту.

— Запомни, девочка, — говорит бабуля, поправляя рукав своей прозрачной светло-зеленой блузки и покачивая носком подобранного в тон темно-зеленого ботинка на высоком каблуке, — если женщина захочет, мужчина будет с ней. Может, ненадолго, но обязательно будет.

Я слышу его шаги, когда он на другом конце этажа выходит из лифта. И не надо крутить пальцем у виска, я прекрасно знаю, что это невозможно, и тем не менее я его слышу. Его шаги звучат в такт биению моего сердца, и даже не думайте смеяться. Сначала попробуйте посмотреть, как горит ваша большая любовь, потом полежать в полной темноте четыре дня, вернее, пять, а после этого мы посмеемся вместе.

Он идет ко мне, и я замираю. Мне жарко. Мне хочется пить.

Когда открывается дверь, кто-то рядом со мной вздрагивает так, что звенят больничные склянки.

Ну вот, он приехал. Самые близкие люди у постели смертельно больной героини. Не это ли голубая мечта всех безнадежно влюбленных женщин?