1

Сначала вокруг совсем темно и тихо. Потом кто-то подходит ко мне очень близко и глубоко вздыхает в полной темноте. Это не страшно, а скорее грустно. Так может вздыхать не тот, кто опасен, а тот, кто сам чувствует себя в опасности. Тому, кто так вздыхает, наверняка очень тяжело. Его нужно не бояться, а пожалеть. И я изо всех сил стараюсь. Но согласитесь, что не так-то просто проникнуться сочувствием к кому-либо, когда вокруг полная, кромешная, адская темнота, которую невозможно ни описать, ни представить. Если только, конечно, вы сами не видели чего-нибудь подобного, но тогда вам тем более не нужно описаний: один раз увидев такую темноту, уже не забудешь.

Кто-то вздыхает еще горестнее прежнего и, кажется, переминается с ноги на ногу, потому что слышно, как хрустят суставы. А потом мой папа говорит:

— Я больше сюда не приду! Это невозможно! Мои нервы не выдерживают!

— Придешь как миленький. Если выдерживают нервы твоей дочери, твои и подавно справятся, — это произносит мама, и сразу становится понятно, почему от ее спокойного тихого голоса примерзают к стульям самые беспутные старшеклассники. — Поговори с ней. Тебе же сказали, что она, может быть, все слышит.

— Они наврали, — мрачно отвечает папа. — Чтобы ты от них отстала, понимаешь? Ведь ты же все жилы вытянешь из человека, пока он не скажет то, что ты хочешь услышать!

Папин голос срывается на крик, и наверняка он при этом краснеет. Мама хмыкает, но это хмыканье человека, который доволен собой и ничуть не задет. Да, она такая. И она гордится этим. Она умеет добиться того, что ей нужно от людей и от жизни, что в этом плохого?

— И все-таки поговори с ней.

Из папы даже не нужно тянуть жилы, потому что он прекрасно понимает, что никогда не переспорит маму. В полной темноте скрипит пол, снова хрустят суставы и кто-то (теперь я знаю, что это папа) еще раз тяжело вздыхает рядом со мной.

— Доченька, — говорит он, — ты меня слышишь?

Я слышу. Я слышу даже лучше, чем обычно, но моя проблема в том, что я ничего не могу сказать. Я даже не понимаю, есть ли у меня рот, который может говорить. И есть ли другие части тела? Если есть, то они совсем меня не слушаются, но если их нет, то… Послушайте, если нет тела, то нет и человека, а мои собственные родители ведут себя так, как будто я есть. Что из этого следует? Что я есть? Это напоминает задачи по логике с первого курса, которые мама решала вместе со мной и жутко злилась, потому что вместо того, чтобы по-человечески подготовиться к пересдаче, я вечно пыталась придумать что-то, что опровергнет формулу. Если из А следует В, а из В следует С, верно ли, что из А следует С? Вот например, если родители ведут себя так, как будто у меня есть тело… «Дорогая моя, я говорю вам как педагог педагогу, я испробовала все возможные методики. И должна признаться, что моя дочь безнадежна… Да, конечно, так будет лучше. Удовлетворительно, и больше никаких вопросов. Очень вам признательна…» Собственно говоря, я совсем не безнадежна, но маму сводило с ума то, что я постоянно ухожу в сторону от основной задачи. Вот видите, я даже сейчас отвлеклась. А ведь сейчас-то можно было бы и сосредоточиться на происходящем.

— Доченька, сделай хоть что-нибудь, чтобы мы знали, что ты нас слышишь. Шевельни пальцами, или открой глаза, или… Ну не знаю… Хоть что-нибудь сделай, а? Не лежи ты так! — это папа.

Последнюю фразу он уже выкрикивает, и на самом деле это больше похоже на «не лежи ды дак». Когда он волнуется, он всегда путает буквы. И слова. А иногда даже имена, и говорят, что в первые годы брака ему за это здорово доставалось от мамы.