— Пилкой для ногтей!
Опять пилка! Ну что за придурок! Сам спросил, сам нарвался. Невесомое, легкое перышко… Антон пытается думать о чем-нибудь другом, но не может выбросить из головы продолжительность «проектов».
— А самый короткий?
— Несколько секунд. — Она тихонько потягивается на песке и поворачивается на живот. — Я ехала в метро, а он сидел на скамейке на платформе, ждал кого-то. И в его глазах была такая кошмарная тоска… Поезд уже тронулся, и я не могла выйти, да честно говоря, и не хотела.
— И что ты сделала?
— Я просто ему улыбнулась, милый. И он улыбнулся мне в ответ. И, кстати, знаешь, — тихо произносит ее бархатный голос, — я, кажется, поняла, что тебе нужно — тебе нужно писать в пути.
— Где?
— В пути. По дороге — в самолете, в поезде, в машине. Ты все время движешься, едешь неизвестно куда, и ты уже вроде как не ты… Ты уезжаешь от самого себя, становишься кем-то другим, и все делается гораздо проще.
— В этом что-то есть, — улыбается он. Ему действительно нравится эта мысль.
— Да это просто золотое дно! Гениальный рекламный ход: человек, который пишет только в пути, со стареньким ноутбуком в потертой сумке… Сюжеты придумывает только в движении, интервью дает в самолете. Убегает сам от себя — это просто гениально. Дарю тебе эту идею — пользуйся! — И она застывает на песке с совершенно довольным выражением лица.
— А почему ты мне все это говоришь? Ты что, собираешься смыться?
— О боже…
10
Они поднимаются на самолет вместе, садятся рядом, и она моментально засыпает, положив голову ему на плечо. В этот раз не будет ни коньяка, ни рвоты, ни пугающих историй, ну что ж. Он сидит неподвижно, боясь нарушить ее сон, и перебирает в уме все то безумие, которое случилось с ним в последние две недели. Вот он входит в темную воду, содрогаясь от ужаса и от восторга одновременно. Вот он в пыльной лавочке прячет в карман какое-то дурацкое кольцо, только чтобы понять, что «это совсем не так страшно, как кажется». Вот Тата прыгает с обрыва в воду и пропадает в пенных волнах, а у Антона обрывается сердце: что с ней? Вот она, помахивая розовым пляжным полотенцем, идет босиком в магазин за сигаретами, а он гадает про себя: вернется ли она когда-нибудь назад?
Как могло такое произойти? Как он — спокойный, циничный, привыкший держать себя в руках и быть в одиночестве, — мог принять за чистую монету все, что она ему рассказывала? Она совершенно ненормальная! А он тоже хорош — пошел на поводу у этого сумасшествия.
Но до чего же она хороша во сне. Невесомое, легкое перышко… Знать бы только, куда ты летишь? Но рано или поздно любое перышко куда-нибудь прилетает, так почему бы не ко мне?
А она ни разу не раскрывает глаз, даже для того, чтобы съесть горячий обед, но мгновенно просыпается, как только самолет касается посадочной полосы. Раскрывает глаза и довольно потягивается.
— Нам нужно выйти из самолета по отдельности, — очень деловито заявляет она, и Антон чувствует, что в животе у него сжимается отвратительный ледяной комок. Неужели уже сейчас?!
— Почему? — спрашивает он.
— По кочану! Мне, конечно, кажется, что все в порядке, но я ведь не знаю, что на самом деле случилось с доктором! Вдруг меня уже встречают у выхода? Я не хочу тебя впутывать в эту историю, — невесело улыбается она.