Не только Кирст презирал этих жалких трусов.
– Поймаем их? – спросил он у сержанта.
Тот молча отстегнул притороченный топор с длинной рукояткой, и Кирст понимающе ухмыльнулся. Вся эта голытьба, разбежавшаяся и не желавшая драться или же принять силу Вэйрэна в свою душу, достойна лишь того, чтобы ее хорошенько напугали.
Перед смертью.
Лошади послушно перешли с шага на рысь, и Кирст вытащил из ножен клинок.
Дорога была узкой, и атаковать, растянувшись в одну широкую цепь, было нельзя – по обочинам сплошные ямы от прошедших дождей, лошади повредят ноги. Так что все развлечение должно было достаться первой тройке – сержанту, Кирсту и Дакелу.
Трое других всадников держались позади.
К чести тех, кто оказался на пути «Снежных медведей», они не побежали, и Кирст решил, что пешие либо застыли от страха, либо не понимали, что совсем скоро рысь перейдет в галоп. Он думал так до тех пор, пока самый мелкий не поднял что-то перед собой.
Кирст действовал на инстинкте, вскинул щит, и прилетевший болт вместо того, чтобы пронзить шею, ударил о край щита, изменил направление и пробил левую щеку. Наконечник разворотил зубы, повредил язык и, расколов нижнюю челюсть, вышел из правой щеки.
Солнце полыхнуло так, что Кирст, ничего не соображавший от боли, откинулся назад, одновременно натягивая поводья. Лошадь начала крутиться вокруг своей оси, а тем, кто скакал позади, пришлось резко остановиться, чтобы не врезаться в живую преграду.
Боль была чудовищная. Кирст плохо видел, потерял всякие разумные мысли и даже не чувствовал вкуса собственной крови, наполнившей рот, стекающей с губ и затекающей в горло. Он попытался закричать, но лишь забулькал и застонал, заливая себя и конскую гриву алым.
Мату попал, довольно ловко выведя из игры первого всадника. Тот был то ли убит, то ли тяжело ранен. Он не удержался в седле, рухнул, его нога запуталась в стремени, но вышколенная лошадь послушно стояла на месте.
Задние всадники замешкались, а двое передних рванули в атаку.
– Правый! – гаркнул Дэйт, предупреждая товарищей, кого из врагов берет на себя.
Отшагнул и поднял бердыш, ловя на него сокрушительный удар кавалерийского топора, усиленный галопом пронесшейся мимо лошади. Руки заныли, а сам он пошатнулся и, поняв, что не может сохранить равновесие, упал на спину, но, благодаря собственной инерции легко перекувырнувшись через голову, вскочил.
Слева шел бой, звенело оружие, но Дэйт даже не посмотрел туда, понимал, скоро налетят еще три противника и тогда станет совсем не весело. А еще он молился, чтобы хоть кто-то в лесу заметил, что тут происходит, и вернулся помочь им.
– Вэйрэн! Вэйрэн! – заорал воин в белом плаще, вскинув руку с топором, прежде чем вбить шпоры в лошадиные бока.
– Кивел да Монтаг! – дико проревел имя погибшего друга Дэйт, тараща глаза и отведя бердыш назад, готовясь к встрече, а затем прокричал клич баталии: – Сильна единством!
Его рык испугал животное, заставил сбиться с темпа, отвернуть чуть в сторону, хоть немного подальше от огромного страшного бородатого двуногого. Воин, услышав клич панцирной пехоты своей страны, тоже замешкался и вместо того, чтобы обрушить удар, так и остался с занесенным над головой топором.
Дэйт шагнул прямо к нему, и бердыш совершил в воздухе плавный полукруг, вылетая вперед благодаря длине рукояти.