- Точно, он самый и есть.
Для поездки в столицу Алексей Волик надел свой единственный пиджак, украшенный самыми дорогими наградами - двумя орденами Красного Знамени, наглаженные брюки, белая сорочка, на голове офицерская фуражка, в левой руке брезентовая хозяйственная сумка, чтоб на обратном пути заскочить продовольственный магазин. Ну вдруг повезет, обломится полкило колбасы.
Отойдя от вагона на десяток метров, старик остановился, он поставил на асфальт сумку, с трудом присел на корточки, и завязал распустившийся шнурок - это был условный сигнал, означавший, что за время поездки бандитов, равно как и слежки, за собой он не заметил.
- Все нормально, пошли, - сказал Старцев и двинулся к лестничному маршу. Сыщики быстро вышли на улицу, влились в поток людей прибывших в Москву, и не упуская из виду Алексея Валерьяновича, направились на привокзальную площадь. От Курского вокзала до Петровки было рукой подать - мужчина по моложе, наверняка, не стал бы мучить себя поездкой в переполненном транспорте и прошел бы десяток кварталов пешком. Однако шестидесятилетнему Волку такая дистанция показалась тяжким испытанием, он припомнил инструкцию озвученную, Старцевым, отыскал напротив вокзала остановку, дождался автобуса и поехал в нужном направлении. В тот же автобус успели заскочить и сыщики. Держась за поручни, они осторожны изучали попутчиков. К вокзалу автобус подъехал полупустой, а на площади народу в него набилась прилично. Все сиденья были заняты, в узком проходе тоже стояли пассажиры. Ветерану орденоносцу кто-то уступил место ближе, тот поблагодарил доброго человека, присел, пристроил на колени сумку, отдышался.
Старцев с Бойко стояли ближе к передней дверце. От Волика их отделял десяток пассажиров, однако они отлично его видели и контролировали каждое движение людей, стоявших рядом с ним. Среди них не было ни одного человека даже с натяжкой похожего на бандита: женщина лет сорока с сыном школьником, две девушки с комсомольскими значками на блузках, мужичок-интеллигент в круглых очках, жгучая брюнетка в шляпе прижимающая груди маленькую сумочку, старшина в сапогах начищенных до зеркального блеска с эмблемами связиста на погонах. Подальше, почти у задней двери, негромко переговаривались три парня, высокий балагур что-то рассказывал, остальные двое слушали его, иногда приглушён напрыскали смехом.
Иван приглядывался к парням, всячески пытался разглядеть их принадлежность к криминалу. Возраст у них был в самый раз, но если оперировать только этим критериям, то под подозрение подпадает добрая треть пассажиров автобуса, нужно было отыскать другие признаки.
За два годы работы в МУРе Старцев сотни раз сталкивался с криминальными личностями, периодически отправлявшимися на длительное поселение в лагеря или тюрьмы. Этих кадров он научился определять мгновенно, по каким-то неуловимым приметам, объяснить которые, толком и не сумел бы, но если бы попытался, то пожалуй, это выглядело бы так – «что-то странное во взгляде, осунувшееся лицо землистого цвета, хотя с виду человек совершенно здоров, туберкулёзный кашель, золотые или стальные фиксы, нагловатая манера держаться, нервозность при появлении сотрудников милиции». Ивану понадобилась бы пара минут разговора, чтобы раскусить зэка, отсидевшего срок, даже если тот вышел из тюрьмы много лет назад. А всё потому, что привычки, вросшие в характер, изменить почти невозможно. Профессиональные уголовники даже на воле могли курить в кулак, отдыхать сидя на корточках, спросить разрешение сходить в туалет или покушать, часами молчать подтягивая чифирь, то есть очень крепко заваренный чай.
Маршрут, по которому вяло тащился старый автобус, пролегал по садовому кольцу. Волик должен был выйти к каретному ряду, и под присмотром сыщиков, прошагать полтора квартала до управления московского уголовного розыска. Перед дверями ему надлежало остановиться, вынуть из кармана повестку, сверить по ней наименование учреждения и войти внутрь.
Продумывая эту операцию, Старцев был убежден в том, что во время путешествия Алексея Валерьяновича от Подольска до управления МУРа опасность ему не угрожает, бандиты просто не успеют пронюхать а вызове ветерана в Москву. Волик должен был утром поделиться этой новостью с соседями, знакомыми, но у слухов тоже имеется предел в скорости распространения. Если в Мытищах вдруг начнут продавать портвейн по государственной цене, то глупо через два ждать там взмыленных покупателей из Одинцово.
Старцев продолжал посматривать на трёх парней и понемногу успокаивался, перегруженный автобус натужно гудел слабеньким мотором, и покачиваясь на скрипучих рессорах, подъезжал к Цветному бульвару. До нужной остановки оставалось совсем немного. Внезапно, оживлённый рассказ на задней площадке стих, балагур пригнулся и посмотрел наружу, резко поменялось и поведение его приятелей, один из них стал зыркать по сторонам другой поднялся со ступенек и встал в проход. Такая метаморфоза насторожила сыщиков. Иван на всякий случай поправил рукоятку ТТ, торчащего за поясом, и передвинулся на шаг ближе к старику Волику. Олесь хотел было последовать его примеру, наклонился чтобы попросить даму с сумочкой поменяться местами. Ни Старцев, ни Бойко, не могли видеть как легковой автомобиль, с облупленной на боку краской, плавно пошёл на обгон на пересечении Садового кольца с Цветным бульваром. Его водитель резко выполнил правый поворот и подрезал тяжёлый автобус ЗИС 16. Его шофёр дал по тормозам от чего всех пассажиров, стоявших в тесном проходе, бросило вперёд. Салон мгновенно наполнился визгом, криками и крутым матом. Легковушка быстро покатила по Цветному бульвару и через несколько секунд исчезла из виду. Автобус прокатился по крутой дуге и остановился.
- Что случилось? По тише нельзя? Не свиней везешь, лапоть, - роптали пассажиры.
- Все целы? - крикнул водитель.
Обе двери открылись, Кто-то решил покинуть автобус и выскочил на асфальт проезжей части. Люди, упавшие в проходе, поднимались, отряхивали одежду, многие продолжали возмущённо ворчать. Старцев с Бойко во время резкого торможения с трудом удержались на ногах. Оба первым делом обратили взоры на ветерана, тот оставался на прежнем месте. Иван помог подняться девушке-комсомолки, Олесь подобрал с пола дамскую сумочку и вернул перепуганный брюнетке. Водитель закрыл двери, пассажиры успокоились, могли продолжить поездку. Тут вдруг на задней площадке истошно завопила какая-то старушка.
- Батюшки! Убили! Ироды!
Сыщики разом нависли над левым рядом сидений - Волик сидел уронив голову на грудь, ничего необычного, поза его была такой, будто пожилой человек притомился в дороге и решил прикорнуть, да вот только белоснежная сорочка, под упавшей головой, быстро окрашивалась в кроваво-красный цвет.
К управлению они подъехали через час, молча вышли из машины, поднялись по ступенькам. Таиться и шнырять по подвалам уже не было смысла. Мало ли куда отлучались - ездили по делам.
Старцев выглядел мрачнее тучи, Бойко держался, но глаза его предательские блестели, оно и понятно, героический мужик по фамилии Волик всего себя отдал революции и защите родины от всякой нечисти. Он вернулся с фронта израненный, больной, жил себе спокойно на окраине Подольска, покуда не появились оперативники МУРа. Они поломали весь распорядок жизни старика, попросили у него помощи, заставили явиться в управление. И вот пожалуйста, получите – распишитесь. Теперь этот замечательный человек отправился в последнюю свою поездку - сперва до морга, оттуда на кладбище.
Поднимаясь в кабинет, Иван Харитонович снова и снова прокручивал в голове каждую секунду, любую свое движение после осознания того, что бандиты перерезали горло старика. Вначале, расшвыривая пассажиров, он кинулся к нему, в этот же миг Олесь громогласно приказал водителю стоять, не трогаться с места, открыть двери. Возле старика Иван пробыл секунду - этого хватило, он осознал что Волик мёртв, Бойко уже выскочил из автобуса, был готов броситься в погоню, озирался по сторонам в поисках трёх бандитов, но где там, их уже и след простыл.
Потом начались протокольные процедуры - Старцев предъявил ошалевшему народу удостоверение сотрудника МУРа и попросил трёх свидетелей задержаться у автобуса. Бойко сбегал к ближайшему телефону, вызвал подмогу из управления и медиков с труповозкой.
От свидетелей и водителя автобуса опера не поимели никакого проку, никто из них толком ничего не видел, не заметил в каком направлении исчезли три ушлых паренька с задней площадке, а их внешность Старцев и сам неплохо запомнил.