Когда шальная пуля ранила здоровяка одессита, Петра Сидоренко, Васильков понял, что в одиночку Иван с ним не справиться нужна помощь, он тот час приказал двоим бойцам ползти назад. Они не успели, в кромешный тьме июльской ночи грохнул взрыв противопехотной мины. Все невольно пригнули головы, вжались в тёплую землю и сделали это не зря. Лучи немецких прожекторов заметались по бескрайнему полю, застучали пулемёты, отовсюду подтянулись огненные трассы. В темноте разведчики разбираться не стали кого нашпиговало осколками, а кого бог миловал. Стонали оба, обоих они потащили к своим окопам. По их головам и спинам неоднократно скользили ярко жёлтые лучи, рядом с противным свистом в землю впивались пули, вздыбливаясь фонтанчики грунта, но бойцы упрямо двигались к позициям советской пехоты. Добравшись до первой линии окопов, они передали Сидоренко и Старцева санинструкторам.

Потом Василькова закрутили боевые будни, новые вылазки в тыл врага. Он много раз пытался хоть что-то узнать о судьбе друга, обращался к командиру полка и в медицинскую службу. Однако, в окрестностях Рыльска, к тому времени стало так жарко, что начальству было не до взводных. Медицина же, переправляла всех раненых в прифронтовой госпиталь, куда их увозили потом - никто из докторов не ведал. Меж тем, как выяснилось позже, Иван Старцев и Пётр Сидоренко, миновали прифронтовую медицинскую часть, сразу попали в ближайший эвакогоспиталь, находившийся в Мичуринске. В тамошнем хирургическом отделении они проходили лечение. Одесситу повезло, его могучий организм, без особых проблем, справился с проникающим ранением. Сидоренко прошёл полный курс лечения, реабилитации, отгулял отпуск по ранению, положенный ему, и снова отправился на фронт. С Иваном же, судьба обошлась иначе - осколки немецкой противопехотной мины сильно покалечили его ногу, раздробили кости, в клочья разорвали связки и мышцы. В какой-то момент врачи намеревались ампутировать ногу, едва ли не по колено, но один из хирургов настоял на операции, в результате ногу он спас, отрезал только часть ступни. На войну капитан Старцев больше не попал.

К ноябрю 1941 года, на фронт убыли более половины московских милиционеров, пятнадцать стрелковых дивизий НКВД были сформированы из недавних оперативников, следователей, участковых, пожарных, которые тогда входили в состав этого наркомата. Мужчин, ушедших на фронт, часто заменяли женщины, однако это не всегда себя оправдывало, ведь сотрудникам правоохранительных органов в тылу приходилось выполнять двойную работу. Они боролись с фашистскими диверсантами и искореняли бандитизм, поднявший голову, поэтому в скором времени, на работу в милицию начали направлять офицеров, старшин и сержантов, комиссованных из армии. Так Иван Старцев и оказался в МУРе.

А повстречались друзья в столице совершенно случайно, в июле сорок пятого. Дивизия, в составе которой Александр Васильков прошёл через половину Европы, и оказался на восточной окраине павшего Берлина была расформирована там же, в маленьком местечке Фредерсдорф. Личный состав погрузился в эшелоны и отправился в Советский Союз. Александр вернулся в родную Москву, недельку отпустил себе на отдых, после чего наведался в геологическое управление, откуда в сорок первом призывался в армию и был отправлен на фронт. Но здесь его ждало разочарование - большая часть сотрудников управления, по-прежнему, находилась в Семипалатинске, куда их эвакуировали в начале войны. Ему пришлось искать другую работу.

Через некоторое время Васильков был принят учеником на один из оборонных заводов, душа Александра не лежала к тому что ему приходилось делать в слесарном цеху. Нет, к рабочим людям он всегда относился с глубоким уважением, его отец из них вышел. Дело было в другом. Васильков имел специальность геолога, до войны пару лет проработал в поле, на фронте, довольно быстро, переквалифицировался в военного разведчика. И то, и другое, подразумевало некую свободу действий и перемещений, своего рода творчество - получил задание, а дальше сам себе хозяин, выполняешь его так, как посчитаешь нужным. В цеху же, у слесарного верстака, он задыхался от однообразия, недостатка воздуха и той же свободы. Строгие часы работы, чертежи, миллиметры, нормативы, ни шагу влево, ни шагу вправо. И вот, как-то раз, выполнив за смену норму по изготовлению нехитрых деталей, уставший Александр, по дороге домой, завернул в павильон пиво-воды, взял пару кружек, нашёл местечко у стойки. Вокруг полно мужиков разного возраста, дым коромыслом, гомон, мат перемат. Он выпил кружку, загрустил, вспомнил родную разведку. И вдруг, в этом несмолкающем шуме, кто-то окликнул по имени. Поначалу Васильков не поверил своим глазам, словно бог его услышал и даровал встречу с лучшим фронтовым дружком. Опираясь на трость, к нему спешил Ванька Старцев, они крепко обнялись позабыли о пиве, вышли на улицу, где было по тише и посвежее, отыскали пустую лавку, присели, разговорились. В ходе долгого общения выяснилось, что Старцев уже третий год работает в уголовном розыске.

- Ну, ты на заводе значит трудишься? - спросил он товарища.

- Пока тружусь учеником, в сентябре сдаю на разряд.

- Ну и как? Нравится?

- Да где там, - Александр махнул рукой. - Вроде современный завод, нужная для страны продукция, однако тоска там смертная. Я скоро с ума сойду от однообразия. Очень уж разница моя нынешняя работа с нашей службой в разведке. Не хватает мне её, Ваня, вспоминаю чуть не каждую минуту.