– Могу, но не стану. Ты еще не готова.

– Не готова к чему?

– К тому, какой окажется эта правда. Придет время, сама все вспомнишь. – А вот теперь она подняла тяжелые морщинистые веки, во взгляде ее была тоска.

– Я хочу сейчас.

– Сейчас рано. Не выдержишь. Я заслоночку у тебя в голове малость приподняла, потихонечку все будет просачиваться. Да ты уже начала кое-что вспоминать.

– Я за Тему боюсь. – Нина сняла кофе с огня, разлила по чашкам. – Как я его смогу защитить, если я ничего не понимаю?

– Придет время – и поймешь, и защитишь. Темная вода она не только отнимает. Таким, как ты, она иногда делает подарки. В венах твоих она течет, девочка. В твоих и твоего ребенка. Он тоже сильный. А после этой ночи еще сильнее станет. И ты…

– Расскажите про Сущь, – потребовала Нина, усаживаясь напротив старухи. – Почему она охотится на Темку? Или не она, а он?

– Он. – Шипичиха кивнула. – Зверь красноглазый. И он не охотится. По крайней мере, не на твоего сына.

– Но он опасен?

Прежде чем ответить, Шипичиха очень долго молчала, а потом сказала:

– Я думала, что уже не опасный, что уснул тогда вместе с… остальными, а теперь вот не уверена. Но ты его не бойся. Ни тебя, ни малого твоего он больше не тронет.

– А Чернова? – Это она просто так спросила, на всякий случай.

– И его не тронет, пока… – Старуха снова замолчала.

– Пока – что? – спросила Нина.

– Ничего. – Кофе был обжигающе горячий, но Шипичиха выпила его большими глотками, как воду, встала из-за стола. – Пора мне.

Она подошла к входной двери, указала скрюченным пальцем на засов. Чем-то острым, может быть, гвоздем, на засове были выцарапаны символы, очень похожие на те, что Нина видела на деревянных бусах.

– Теперь в этот дом без твоего приглашения никто не войдет.

– Ни живой, ни мертвый? – Нина улыбалась, хотя ее до самых костей пробрал озноб.

– Про живых не скажу, а мертвяки точно не сунутся, пока сама не позовешь.