Приглушенный туманом утренний свет сделался совсем тусклым, словно бы кто-то поставил его на «минимум». Или заслонил своим огромным, косматым, пахнущим псиной телом…

– И когда все это закончится? – Вот она и задала самый главный вопрос.

– Через неделю. Я надеюсь. – Шипичиха посмотрела на нее с жалостью. Наверное, понимала, что не такого ответа ждала от нее Нина. – Ты, главное, не бойся. Страх для такой, как ты, – это последнее дело. – Она положила ладонь на засов, помедлила мгновение, а потом решительно отодвинула в сторону, шагнула в клубящийся за порогом туман и тут же в нем растворилась. А Нина так и осталась стоять на пороге. Страх – последнее дело. Значит, она попробует не бояться.

Туман снаружи оказался не таким густым и плотным, каким виделся из дому. В его прорехах Нина могла разглядеть и джип Чернова, и прибрежные кусты, и высокую сутулую фигуру…

Сердце замерло, а потом пустилось вскачь. Сердце еще не знало, что Нина решила не бояться. Человек стоял под старой вербой. В тумане лицо его казалось размытым серым пятном, и Нине вдруг подумалось, что, быть может, это не человек вовсе, а вставший на задние лапы огнеглазый зверь. Сущь умел ходить на задних лапах и притворяться человеком. Нина знала. Или помнила…

Существо вскинуло руку, помахало. Жест был вполне человеческий, но движения… Рваные, дерганые, словно рука эта держалась на железных шарнирах. Или была многосуставной, чтобы в любой момент трансформироваться в когтистую лапу.

Нина попятилась от перил. Существо попятилось к воде. Мертвяк не войдет, а живого она и сама не впустит. Надо было спросить у Шипичихи, Сущь живой или мертвый. Существо – Сущь… Случайное совпадение? Пока она рассуждала над этим своим открытием, туман лег ей на плечи тяжелыми и горячими ладонями…

От истеричного визга Нина удержалась лишь в самый последний момент. Зашипела по-кошачьи и забилась в этих чужих, сотканных из тумана руках.

– Это я. Успокойся, – сказал туман голосом Чернова. – Это всего лишь я.

Это всего лишь он. Какое счастье! Такое счастье, что не удержаться на ногах. Она бы села прямо на влажные от росы доски террасы, если бы Чернов позволил, но он не позволил, подтолкнул к забытому на террасе стулу.

– Где бабка? – спросил скучным голосом, словно бы прошлой ночью в их жизни ровным счетом ничего не изменилось. А может, в его жизни как раз и не изменилось?

– Ушла. – Пол террасы все еще раскачивался, как палуба корабля, и Нина на всякий случай вцепилась в подлокотники стула. – Сказала, что у нее дела.

– А ты? – Чернов зябко кутался в махровый халат и в тумане был похож на полярного медведя.

– А я не ушла.

– Я не про то. – Он поскреб бороду, осмотрел окрестности. Нина тоже осмотрела – никого! – Как ты себя чувствуешь?

– Нормально.

Чувствовала она себя хреново, но это ее личные проблемы.

– Это хорошо. – Чернов помолчал, а потом вздохнул и побрел в туман.

– Ты куда? – спросила Нина. Она бы пошла следом, если бы не боялась оставить Темку одного в доме.

– Оценивать ущерб от чупакабры, – донеслось из тумана, а следом пискнул брелок сигнализации. – И за пирогом! Если эта тварь его ночью не сожрала.