– Они не все одинаковые. – Голос Чернова пробивался к Нине, словно бы из-за той самой невидимой дверцы, он звучал глухо и встревоженно.

– Кто? – Все-таки она подняла на него глаза, и во взгляде его черных глаз не увидела ни жалости, ни брезгливости, ни осуждения – одну лишь решительную сосредоточенность.

– Русалки. Они не все одинаковые, если ты понимаешь, о чем я.

Она понимала, но предпочитала услышать его версию.

– Некоторые из них чуть более… – Чернов задумался.

– Человечные, – подсказала Нина.

– Да. – Теперь в его взгляде появилось удивление. – Да, более человечные. Мне даже показалось, что одна из них меня пощадила. – Он замолчал. Удивление превратилось в изумление, словно бы он только что сделал для себя какое-то очень важное открытие.

– Они человечные до тех пор, пока не попробуют крови, пока не замарают душу убийством. – Откуда пришло к ней это знание? Может быть, оттуда же, откуда пришло к Чернову и его собственное открытие.

Морок… Тонкое, изящно сплетенное кружево, не позволяющее разглядеть деталей… Те навки… те женщины словно невидимыми нитями удерживали ее от непоправимого шага, когда ей – страшно об этом вспоминать! – когда ей так хотелось стать одной из них, стать сильнее и опаснее любой из них. Почему они не позволили? Почему остановили? Уж не потому ли, что все еще оставались в большей степени женщинами, чем русалками?

– Откуда ты знаешь? – спросил Чернов, одним махом выпивая свой кофе.

– Знаю. – Нина пожала плечами. – Мне кажется, я даже знаю, как помочь тем из них, кому еще можно помочь.

…Знает? Или помнит?

Помнит рыхлое и сырое рассветное марево… Помнит, как теплая вода ласково лижет босые ноги… Бабушка запретила ей выходить из дома, но она ослушалась. Ей было интересно.

Мамина пуховая шаль оказалась ей велика и волочилась по земле. Чтобы не замочить шаль в воде, пришлось оставить ее на берегу, и теперь тепло было только босым ногам, а затылок словно холодной рукой ерошил ветер. Бабушка с кем-то разговаривала. В тумане Нина могла слышать только ее сердитый голос, но ничего не видела.

– Ты должна уйти! Ты и так уже задержалась дольше положенного. Скоро даже я не смогу тебе помочь.

Наверное, та, с кем спорила бабушка, ей что-то ответила, только Нина не сумела расслышать, зато бабушкин голос она слышала отчетливо.

– А я говорю, так нельзя! Никому от этого хорошо не будет. Слышишь ты меня, девка? Никому!

И снова тихий шепот в ответ, такой тихий, что его не разобрать из-за плеска воды.

– Если захочешь отомстить, все потеряешь. Это я тебе говорю, а уж я-то знаю. Душегуба твоего расплата все равно настигнет, а если ты шепнешь мне, кто это был, так и от людского суда он не уйдет. А там уж и божий суд, девочка. Ты скажи мне, шепни на ухо одно-единственное словечко и ступай. Я тебе помогу. Переведу на ту сторону. Ты не бойся, больно не будет…

И снова тишина пополам с неразличимым шепотом, а потом злой бабушкин вскрик: