Наверное, он бы запаниковал, если бы в спину не ткнулось что-то твердое. Одного взгляда хватило, чтобы понять, что это лодка. И сил хватило, чтобы забраться в лодку самому и затащить Нину. С единственным веслом он тоже управился. Она ведь как-то управилась, когда приплыла спасать его из цепких русалочьих когтей. А то, что не обошлось без русалок, без их пресловутого морока, Чернов даже не сомневался. Поманили, он и пошел. Как бычок на веревочке. А Нина, стало быть, отправилась следом. И, по всему видать, у нее получилось его вытащить. Боевая девчонка! Вот только на том ее боевые таланты и закончились. А с талантами и силы. Целовала она его, похоже, на прощание. Похоже, нравился он ей как мужчина.

Мысли были суматошные и глупые. Чернов отмахивался от них веслом, греб упрямо и остервенело, звал Нину по имени. Он звал, а она молчала…

Он ведь планировал не спать всю ночь. У него впервые за все время появился план. План и информация. Фотографии своих родных эта дуреха хранила в паспорте. Чернов рассмотрел не только фотографии, но и паспортные данные. Вот оно – недостающее звено, информация, которой так не хватало Гришаеву. Она была так шокирована его догадкой, которая, положа руку на сердце, являлась не догадкой, а твердой убежденностью, что не заметила его интереса к ее паспорту. Потом-то она, конечно, забрала и спрятала паспорт, но Чернов нашел. Прятать она не умела. Или просто доверяла ему чуть больше, чем остальным?

Но сначала он наткнулся на разбитый мобильный. Не случайно разбитый, а намеренно, уничтоженный вместе с сим-картой. Сунулся выбросить в мусорное ведро сметенные со стола крошки и нашел. Не нужно быть особо умным и догадливым, чтобы понять, что все это значит. Хватило наблюдательности и жизненного опыта. Нина от кого-то убегала, и, похоже, этот кто-то вышел на ее след.

Вадим долго ждал, пока она уснет, прислушивался к тишине, а потом на цыпочках вошел в ее спальню. Паспорт обнаружился в рюкзаке. Такая беспечность.

Первым делом Чернов изучил адрес прописки, вторым проверил наличие штампа о браке. Штампа не было. Штампа не было, а Темыч был. Собственно, штамп в паспорте ровным счетом ничего не значил. Гражданским браком нынче никого не удивишь, как и внебрачным ребенком. Чернова интересовало другое. От кого она бежала? На вопрос «почему» он получил ответ, когда увидел кровоподтеки на ее теле.

Интересно, тот урод, Нинин сожитель, избивал только ее или и Темыча тоже? Темыч не выглядит напуганным и зашуганным, значит, Нина принимала удар на себя.

Рассуждая над этим, разглядывая паспорт, Чернов злился. Даже на себя самого, хотя он-то точно не был виноват в сложностях Нининой личной жизни. Или его злил сам факт существования у Нины личной жизни?

– Все сложно, – сказал он шепотом, надул губы и закатил глаза к потолку. Так в приснопамятные времена делала его сердечная подружка. Слишком юная для такого матерого дядьки, как он, и, наверное, все-таки глупая, коль уж банальное «все сложно» сопровождала вот этим всем… Сердечная подружка задержалась в его сердце недолго, Чернов вовремя одумался и так же вовремя вспомнил про седину, беса и ребро. Он был еще вполне себе молодым, вообще не седым, но ребра его едва не пострадали от беса. Нинины ребра тоже пострадали… От мысли этой кровь отхлынула от лица, а кулаки налились свинцовой тяжестью.

Гришаеву он звонил из кладовки и зловещим шепотом диктовал паспортные данные Нины. А Гришаев таким же зловещим шепотом ответил, что достаточно было прислать фото паспорта, и отключился. Чернов не обиделся. Собственно, разбуженный посреди ночи Гришаев тоже не обиделся, просто он не любил тратить время на лишние разговоры. Он свяжется с Черновым сам, когда добудет всю необходимую информацию. А добывать станет прямо сейчас, посреди ночи.

…Когда лодка зарылась острым носом в прибрежные заросли, Вадим перебросил через плечо ружье – она отправилась на его спасение с ружьем! – подхватил Нину на руки, выбрался на берег. Дверь была заперта, но ключ Чернов нашарил в кармане мокрых Нининых джинсов. Войдя в дом, он первым делом уложил ее в гостиной на ту самую тахту, которая уже дважды служила ему самому ночным пристанищем. Нина была без сознания, но дышала спокойно и размеренно. В груди у нее не клокотала темная озерная вода. Собственно, сейчас главное, что она вообще дышала.

Убедившись, что прямо сейчас Нине ничто не угрожает, Чернов на цыпочках вышел из гостиной, заглянул в спальню проверить, как там Темыч. Мальчик спал в обнимку с деревянной лошадкой, и тряпичная кукла со смешным именем Клюква лежала на Нининой подушке. Картинка была бы почти умиротворяющей, если бы не мокрые следы на половицах. Мокрые звериные следы. Ружье все еще висело у Чернова за плечом, и, вскидывая его, он мельком поразился своим рефлексам. Есть еще порох… А потом он поразился другому. Звериные следы таяли на глазах. Не высыхали, а просто исчезали, словно их и не было.

Первым делом Чернов проверил тайник, потом заглянул под кровать, убедился, что окно заперто изнутри. Вторым обошел весь дом, обшарил все самые потаенные его закоулки. Если та тварь и забралась в дом, то уже исчезла. Каким образом, ему еще предстояло разобраться. Но сначала требовалось разобраться с Ниной.

Раздевал он ее без малейшего сомнения и даже почти безо всяких задних мыслей. Просто ее одежда оказалась насквозь мокрая, одежду следовало снять, а Нину укрыть чем-нибудь сухим и теплым. В желтом свете торшера синяки на ее ребрах и животе казались почти черными. Захотелось кого-нибудь убить, придушить на месте того урода, который способен сотворить такое с женщиной. С Ниной сотворить. Но сейчас нельзя. И раздевать ее полностью тоже никак нельзя, не после того, что он увидел в желтом свете торшера. Чернов оставил на Нине белье и футболку, осмотрелся вокруг, заметил пуховую шаль. Шаль была большая и с виду теплая, в сложившихся обстоятельствах она запросто сойдет за одеяло.

Шаль легла на неподвижное Нинино тело серым саваном. Это в первое мгновение подумалось, что саваном, наверное, от пережитого стресса. Но почти сразу же стало ясно, что никакой это не саван, да и Нина больше не походила на покойницу. Словно в подтверждение этому, она открыла глаза. Зеленые ведьмовские глаза. Сначала в них не было никаких болотных огней, а потом они стали загораться один за другим. Это хорошо. Это правильно.

– Ты как? – спросил Чернов шепотом и натянул шаль ей до самого подбородка.

– Темка! – Оказывается, даже кричать можно шепотом. Вот так она и кричала, одновременно испуганно и осторожно, боясь разбудить сына.

– Спит, с ним все в порядке. – Про исчезающие следы Чернов решил не рассказывать. Хватит на сегодня чертовщины и стрессов. – Так как ты?

Наверное, она ему не поверила или решила удостовериться лично, потому что сползла с тахты и, пошатываясь, волоча за собой шаль, как мантию, побрела в спальню. Чернов пошел следом, в любой момент готовый подхватить ее в случае падения. Но она не упала, она замерла, вцепившись обеими руками в дверной косяк, глядя то на спящего сына, то на лежащую на подушке Клюкву.

– Она была под кроватью, – сказала едва слышным шепотом. – Когда я проснулась посреди ночи, кукла лежала под кроватью.