— У меня осталось чуть более двадцати недель. Честно говоря, не хочу возвращаться в Штаты с пустым карманом.

Я передал Сержанту, как окрестил его в уме, спичечный коробок с адресом и схемой расположения кафе близ одной из станций «железки». Назвал дату и час: 17.00 в субботу. Мы расстались, я ушел первым и спиной чувствовал взгляд американца.

Выйдя из здания Ничигеки, я тщательно проверил — наружки не было. Только бы она не пошла за сержантом! Но зачем ей это? Своих забот хватает, успокаивал я себя.

Я доложил о знакомстве и беседе с Сержантом руководству резидентуры, и те одобрили мои действия, особенно то, что не поддался уже на следующей встрече получить что-либо из материалов.

Через неделю я был в обусловленном кафе, куда пришел с большой надеждой и нетерпением. В пять вечера там было еще не очень людно. Сержант явился с десятиминутным опозданием — искал место. Что же, бывает.

В свете дня и еще не помятый выпивкой, он выглядел отлично: крепкий, плотный, среднего роста — эдакий парень русской глубинки, загорелый от хлеборобства в степи. Он напоминал нашего знаменитого киноактера Бориса Андреева, такой же добродушный. Смущала только форма — неброская, цвета хаки, но все же с нашивками. Правда, сняв пилотку, он стал еще менее заметным, а высокие спинки дивана скрывали нас в глубине кафе.

Из прошлой встречи я знал его родословную: он действительно был из сельскохозяйственной глубинки американских прерий. Именно хлеборобство — удел его родных, где он был третьим сыном, два из которых погибли в войне с фашистами где-то в далекой Европе. Дома остались две сестры, надеявшиеся, что брат скопит им что-нибудь для приданого. Родители были из той волны русской эмиграции, которая прошла в начале века. Федор хорошо говорил по-русски потому, что семья жила среди таких же русских, для которых и через пятьдесят лет родным был русский язык. Английскому без акцента Федор выучился лишь в армии.

Я исходил из того факта, что для Федора сделка со мной — это находка в его затруднениях с финансами. Как я узнал, часть жалования он откладывал в войсковую кассу, на демобилизацию. Но это были скромные суммы. Как он говорил:

— От тоски по дому, от чужбины, от рутины службы и воровства всех рангов можно повеситься. Чтобы уцелеть — гуляю, пью и люблю японок.

Все это устраивало меня. Особенно то, что Сержант скоро уходил со службы домой. Как же так — ведь я терял источника? Так могло показаться, но… Во-первых, он здесь может иссякнуть как источник информации; во-вторых, он заинтересован передать как можно больше; в-третьих, его можно уговорить не возвращаться домой в прерии, а пойти учиться… на наши деньги, которые он получит от моего коллеги в Америке. Последнее — это запасной вариант, эдакая суперцель в наших отношениях. Мечты, мечты…

Встреча началась несколько смущенно для обеих сторон. Тогда мы были в подпитии и в другом свете отношений. А я не знал, кто сидит передо мной — может быть, подстава?! Чуть-чуть попривыкнув, Федор признался мне, что прошлую встречу плохо помнил. Поверил в реальность будущей встречи, когда, проспавшись, обнаружил коробок со спичками и кое-что припомнил.

Федор восстановил нашу беседу, чуть поразмыслил и решился продолжить разговор о материалах. А меня снова мучили сомнения: кто передо мной? Не привел ли он наружку на базу? Не доложил ли сам? И что принес? Или опять будут только разговоры?..

То ли он понял мои сомнения, ну хотя бы часть из них, то ли торопился утвердить себя в мысли, что беседа о возможном финансовом деле не шутка, а всерьез. Но он выложил передо мной пакет, который достал из видавшей виды сумки из грубой парусины.

На глаз пакет выглядел увесисто, и это меня порадовало. Еще в резидентуре я договорился, что возьму у Сержанта любую информацию, с оплатой конечно. Поэтому в карманах у меня находилась тысяча долларов, причем тремя частями — 500, 300, 200. Это на случай торговли из-за цены. Подумал, что Федор все-таки принес материал, а не опись.

Но Федор оказался смекалистым славянином. Он привез копии титульных листов и оглавлений к описаниям. И каких! Он разбил их на группы: боеприпасы к артиллерии для армии, флота, авиации. Затем — приборы наведения, и опять — для армии, флота, авиации. Наконец, для ракетной техники — также к трем родам войск. Выборочно, то есть понемногу о каждом. Всего было более семидесяти листов с текстами на обеих сторонах.

У меня екнуло сердце: а что, если он запросит оплату постранично, а не по листам? У меня таких денег нет, всего 1000. Но Федор, следя за мной, говорил, что это все может быть мне передано, если мы сговоримся об объемах закупок на будущее.

— Федор, спасибо тебе. Но пойми меня правильно. На каждом листе будущих материалов я надеюсь получить свои двадцать центов. А пока я рискую личными деньгами в надежде реализовать товар. Но это — моя проблема.

— Так в чем же дело, Максим? — забеспокоился Сержант.

— Дело в том, что эту опись я должен согласовать с моим потенциальным заказчиком.

— Значит, сегодня не заплатишь? — в голосе Сержанта появились нотки раздражения, как у человека, надежды которого не оправдались.