Решили, что сопровождать меня на операцию никто не будет. Если провокация, то погорю я один. Если обман, то все равно никто кроме меня лучше не разберется. Естественно, оговорили аргументы для убеждения Самурая продолжить встречи и работу на такой же основе — денежной.

После длительной проверки на автомашине, такси и в железнодорожном транспорте я прибыл на место встречи минут за десять. Подходы к кафе хорошо просматривались, и ничего подозрительного я не заметил. Было кафе в жилом массиве, без крупных зданий, контор и магазинов. Кафе одиноко стояло на углу, людей в нем не было — их наплыв ожидался после 17.00, когда окончится рабочий день. На это и был расчет, ибо многолюдность затрудняет контроль за обстановкой и облегчает спецслужбе неожиданный захват разведчика во время встреч его со связями.

Ровно в 16.00 в кафе вошел Самурай. Был он все в том же паршивом плаще и бесформенной матерчатой шляпе. Ботинки отдавали черным глянцем. Все говорило о том, что камуфляж он наводил где-то рядом, возможно в автомашине. Такой явно заметный для профессионала камуфляж меня несколько успокоил. Если готовилась провокация, то японцы такой бы ляп с камуфляжем не допустили.

Самурай поздоровался коротко, без обычных японских церемоний. Сел рядом со мной. Извлек из внутреннего кармана в два раза сложенные листы — те самые, обещанные. Молча я углубился в их изучение. И чем больше я читал материал, тем все более верил в их подлинность. С этим все было ясно. Теперь нужно было убедить его продолжить работу по передаче других материалов.

— Спасибо. Это то, что нужно. Но я надеюсь, что этот материал будет не последним?

— Последним, — как эхо отозвался Самурай, явно не желая задерживаться со мной.

— Вы владеете другой информацией?

В ответ — молчание. Лаконичные, хорошо продуманные действия, короткие фразы говорили о том, что человек отношения с нами строит по принципу: сорвать деньги и исчезнуть. Но и у нас был свой принцип: не упустить источника ценной информации. Ну, хотя бы использовать контакт с ним для возможных подобных действий с его стороны. Когда-нибудь, в будущем… Вот какие мысли были у меня в те несколько секунд, пока я доставал деньги.

— Хорошо. Передаю вам деньги — 2000. Но прошу подумать о дальнейшей работе с нами. Характер информации определите сами, как и цену ей.

И тут я преступил порог дозволенного в нашей разведывательной практике. Я решил стимулировать интерес к работе с нами и пообещал Самураю сумму за каждый новый материал удваивать.

Разрешения на это я не имел, а Самурай не был проверен даже с этим материалом. В душе тешил себя надеждой на моральное оправдание по линии ГРАДа, мысля категориями: ради дела — хоть потоп. Не мог я мириться с тезисом: лучше упустить источника, чем преступить грань «правил игры», которые гласили, что без согласования с начальством и Центром ни шагу вперед. Я помнил разговор с Власом, но помнил и его реакцию, не высказанную словами…

Моральная сторона дела — кража чужих секретов — меня не беспокоила. Это не для слюнтяйского благородства. Идет война двух идеологий — тут уж не до работы в «белых перчатках», как это делают дипломаты. У нас, в разведке, своя система, особенно в НТР: снаряд и броня, где «броня» — КОКОМ, а «снаряд» — НТР.

— Вот вам место очередной встречи, — передал я Самураю спички. — Я буду бывать там в 16.00, в первый понедельник первого месяца квартала. Буду рад увидеть вас снова. Спасибо за помощь моей стране.

Самурай вновь промолчал, и на этом мы расстались.

А через три месяца мы увиделись с ним снова и еще снова, повторив операцию с обменом долларов на ноу-хау.

Кем был этот человек, я так и не узнал. Он решительно отвергал все мои попытки проникнуть в его мир, тем более узнать его имя и место работы. Одно говорило за то, что это был профессиональный военный, — его необыкновенная собранность и чрезмерный контроль за своим поведением.

Полученные от Самурая материалы были отправлены в Центр почтой, а уведомление об успешной операции — шифровкой. Опять по бюрократически быстро пришел ответ о недопустимости впредь оплаты материалов без предварительной оценки их в Москве специалистами. Мне, как исполнителю, ставилось на вид за нарушение «правил игры».

Однако через месяц Центр прислал уже другую шифровку, в которой меня поздравляли: «…полученные материалы внесли вклад в нефтяную промышленность своей новизной и экономией средств при создании аналогичного отечественного процесса платформинга…» Это потом уже я научился терпеливо пережидать бюрократические игры, а вот в этом случае мне долго было не по себе.