Я инстинктивно отдалял момент, когда под сомнение может быть поставлена репутация Барона, добросовестного и порядочного человека, доверившего нам свои надежды на укрощение аппетитов США. Его могли обвинить в дезинформации нашей стороны — советского руководства.

Тогда, с тоской думал я, в его досье появится короткая справка, в которой будет сказано: «замечен в провокаторской деятельности и подозревается в контактах со спецслужбами противника». И уже никогда я не выйду к нему на связь. Никогда! Будет попрана вера рядового Земли в разумное начало моего государства в лице его правительства.

О себе я не думал, ибо еще десять лет назад меня обвиняли в «подрыве авторитета Минвнешторга» и даже стоял вопрос об увольнении меня из органов госбезопасности. Но я был счастливый человек: работать без оглядки помог мне ГРАД.

И вот, сидя перед глубоко уважаемым мною генералом и единомышленником, я должен был, лучше сказать — обязан был, вовлечь его в сложнейшую историю с информацией о будущем нашей страны. «Рубикон» переходить было нужно, и я его перешел.

Тяжелый разговор о предположении Барона по развалу соцлагеря начался.

— Михаил Иванович, — чуть не заикаясь, стал рассказывать я о предположениях моего английского друга, — Барона тревожит проблема гегемонии США, и пострадает его Британия. Это случится, если развалится социалистический лагерь.

Генерал не дал мне договорить и резко спросил:

— Что?!

Он встал из-за стола и, наклонившись ко мне, повторил:

— Что ты сказал, Максим? Твой Барон зашел слишком далеко! Садись.

Как положено в армии, я так же стоял перед моим генералом. Генерал указал на стул, видимо, меня приподняло с него, когда, как ошпаренный, вскочил мой шеф по ГРАДу.

— Максим, об этих намеках — никому, ни полслова. Приказываю.

— Михаил Иванович, да кому я могу сказать — это ведь все по линии ГРАДа. Только вы и я, да еще начальник разведки.

— Вот именно, Максим, ты и я, но не начальник разведки — он… он… — начал тянуть генерал, — он не имеет права собирать такую информацию. Сам намек, что Барон думает так, навсегда разлучит нас с ним.

— И что же делать, Михаил Иванович?

— Не форсируй эту тему с Бароном — это во-первых, а затем — все же выслушай его, но не столько его мысли, сколько доказательства таких намерений и конкретных шагов Запада. Понятно?

— Все ясно, — ответил я, вспоминая расстроенное лицо Барона, когда он высказывал свои «крамольные» мысли о будущем соцлагеря.

— Кстати, Максим, ты эту беседу, ну, о нашем будущем, обобщил?

— Да, Михаил Иванович, справка — в папке под названием «1956, 1968, 1980, 1992…»

— Это что еще за… коды?! — чуть не рявкнул генерал, явно смущенный фактом наличия более чем странной информации. — Зачем это?