— Или… — продолжил дядя Даня, — это был не заложник, а подельник. Кто знает, может, они состояли в близости. Может, даже он насиловал его… или ее.

— Почему вы так решили? — резко спросил я.

— Предположения, напарник. Просто предположения. В комнате никого не было. Только открытая форточка и следы крови. Кровь редкая, четвертая отрицательная. У нас есть подозрения, что заложник, или подельник, сбежал незадолго до того, как мы прибыли. Теперь будем брать анализ крови у каждого подростка в городе. Благо, повторюсь, город маленький, много времени это не займет. Да и кровь редкая. Найдем, может, с десяток совпадений, со всеми переговорим. Представь, какие слухи поползут.

— Но почему у подростков? — возмутился я, позабыв об осторожности.

— Потому что взрослые не катаются на таких крутых горных велосипедах, как у тебя.

— Да почему?! Есть один у… не помню, как его…

Дядя Даня усмехнулся.

— Ты даже не спросил, почему я завел речь про твой велосипед.

Я прокололся, наивно, глупо. Не получилось у меня, не как в кино. Получилось, как в реальной жизни, где наглая ухмылка и заранее победоносный взгляд выбивают тебя из колеи, и ты уже не можешь уследить за деталями, ведь ложь — она как карточный домик. Неверное движение — и все рушится. Это вопрос опыта.

— Ну и что же ты здесь делал, Юрка? И почему не рассказал обо всем?

Потому что испугался. Потому что знал, что влетит мне за такое, если дойдет до матери. Стало стыдно. Читаешь в книгах про войну о четырнадцатилетних пацанах, которые с немцами сражались, на допросах не кололись, держались до последнего, и думаешь, что сам ты — тюфяк, трусливый маменькин сынок.

— Сейчас мирное время, Юрка, — спокойно сказал дядя Даня и закурил.

Мы присели на деревянные ступени, по которым мне уже приходилось ступать, и я рассказал милиционеру обо всем, что случилось со мной за последнюю неделю мая: о найденной монетке и о разговоре с Бугаем; о слежке за домом Ивлевой и погоней за белой «Нивой»; о том, как Кондрашов наставил на меня пистолет и запер в комнате.

Мне кажется, что я ждал этого момента. Хотел поделиться своими переживаниями. Потому, наверное, речь лилась горной рекой — быстро, с грохотом.

— Сопляков вербуют? — переспросил дядя Даня. — Так он и сказал?

— Да. Я почти уверен, что он имел в виду Бугая. Бугай был связан с бандитами, и это они его убили. Он боялся чего-то или кого-то.

— Так. А про Гурина Прохор что говорил?

— Немного. Ругал его. И говорил, что Черепанова убили.

Дядя Даня покачал головой.

— Это уж и так ясно, что убили. Только кто?