– Что происходит, бабушка? – Я шагаю к ней. Руки сами сжимаются в кулаки, и каждая секунда последних дней подливает масла в огонь. – И что произошло тогда? С мамой? С Кэтрин?

– Это, – в ее голосе звучит предостережение, – не твоего ума дело.

– Как так? Почему? – До чего же я устала. Устала, что меня исключают из происходящего и одновременно втягивают. – Я нашла мамин дневник. Я знаю, что она сделала с Кэтрин. Я знаю, что у них не было отца и что у ребенка Тесс его тоже нет, и это ненормально. Так не бывает.

Бабушка отворачивается к раковине и снова начинает намыливать руки, тщательно вычищая что-то из-под ногтей. Меня охватывает до боли знакомое чувство. «Посмотри на меня, – говорит оно. – Сейчас же посмотри на меня».

– Все это началось здесь, – говорю я. – Все упирается в тебя. Тесс, мама и та девушка, про которую ты якобы ни черта не знаешь.

Она даже не вздрагивает. Просто берет полотенце и промокает пятно на подоле платья.

– Закроем эту тему. Так будет лучше.

– Почему? – Меня трясет от ярости. – Она ведь жила в этом доме. Я знаю, что жила.

– Ты слышала, что я сказала?

Но во мне больше не осталось терпения. Прямой, безнадежный вопрос рвется из меня, и я почти кричу:

– Это ты устроила пожар? Это ты ее убила?

Бабушка устало вздыхает. Поворачивается, тяжело опирается на стол, так и не выключив воду.

– Ты не понимаешь, что говоришь. Можно ли называть это убийством, если она не… – Она осекается, дергает плечом.

– Не что? – Не дочь. Не сестра. Но она жила в этом доме, и я видела отчет в морге. Зеркальное сердце, как у Кэтрин. И химикат в крови. – Что такое ридицин?

Она морщится, и даже в темноте мне видно удивление и страх на ее лице.

– Где ты про это услышала? – спрашивает она. Если я думала, что страх сделает ее хрупкой, как делает нас с мамой, я ошибалась. – Отвечай, Марго. Где?

Я вскидываю подбородок, расправляю плечи.

– От Коннорса. Он сказал, что это запрещенный химикат. Ты им пользовалась? – Я обвожу рукой бесплодные поля за окном. – Поэтому кукуруза стала такой?

Это слишком общий вопрос; я и сама не знаю толком, что имею в виду. Но я угадала. Я знаю, что угадала.

Бабушка долго смотрит на меня. В ее глазах не боль – нет, что-то старше, глубже. Наверное, они с мамой всегда видели во мне двоих: Марго и призрак той, что была до меня.