а потом мы пришли.

туда, где, если верить маме, все и началось.

в роще всегда стоит запах, который сложно описать. как будто там только что прошел дождь. запах свежей земли и чего-то сладкого. в ту ночь он был так силен, что я еще несколько часов чувствовала его на волосах, пока не помылась в гостевой ванной и не переоделась в мамину одежду.

кэтрин выглядела счастливой. мы вошли под деревья, и у нее вырвался вздох, как будто она очень долго задерживала дыхание. возможно, с тех пор как мы были там в последний раз. и я точно помню, что она сказала: «спасибо».

это был мой подарок. я подарила ей нашу рощу.

если бы она не сказала этого, возможно, я бы не смогла этого сделать. но она как будто дала мне разрешение. как будто это был единственно верный способ положить этому конец.

поэтому я позволила ей пройти вперед. я подобрала среди корней абрикосового дерева камень. я хотела ударить ее по затылку, чтобы она умерла, не успев понять, что произошло.

но я замешкалась, а может, она меня услышала. я не знаю. помню только очертания ее профиля, когда она оглянулась через плечо. моего профиля. нашего профиля. моей невелички.

я не смогла это сделать. но я должна была довершить начатое.

я взяла ее за горло и повалила на спину и придавила к земле коленями. я плакала, а руки постоянно соскальзывали. но она была так слаба, что даже не сопротивлялась.

здесь я должна остановиться. больше не могу. скажу только, что помню ожог на ее пальце. и что я наломала сухих стеблей кукурузы и забросала ее тело прямо на месте, в роще. потом принесла с кухни зажигалку и сожгла ее тело.

мама вызвала пожарных. они приехали. потушили огонь. полиция задавала вопросы, и мы сказали, что это была кэтрин. строго говоря, мы не солгали. мы сказали им, что она исчезла, и, строго говоря, это тоже не ложь.

не знаю, как так вышло, но они искали ее тело и ничего не нашли.

так все и закончилось. должно было закончиться, но прошло уже три недели, три недели и семь часов с момента, как я это сделала, и с моим телом что-то не так. сперва я думала, что это она добилась своего, что мы снова становимся одинаковыми изнутри. но нет. у меня уже месяц задержки. меня начало тошнить по утрам.

это будет девочка.

у меня нет отца, а на мать я не могу даже смотреть, и этот дневник – единственное место, где я могу попросить о помощи. пожалуйста. я согрешила. так ведь говорят на исповеди. я согрешила. но моя дочь ни в чем не виновата.

Это произошло и с мамой. То же, что сейчас происходит с Тесс: беременность без зачатия. Мне отчаянно хотелось, чтобы между этими случаями не было никакой связи, но отрицать очевидное бессмысленно. Прошлое и настоящее происходят одновременно.

Я вглядываюсь в последнее предложение, в выведенные мамой буквы. Я. Это была я. Это меня она хотела защитить. Она оставила меня, хотя боялась того, что с ней произошло, и никогда об этом не просила. Хотя я была всего лишь тенью ее сестры. У нас не было отцов: ни у меня, ни у нее. Был только выбор.

И он в моих руках. Бабушка взвалила эту ношу на маму, сказала, что кто-то должен взять это на себя. Мама старалась как могла, но ей удалось сделать далеко не все. Эта ноша оказалась для нее слишком тяжела, и она передала ее мне. Велела поддерживать огонь и замкнулась в себе.

Я закрываю глаза. Представляю себя за столом на бабушкиной кухне. Представляю, как она построила свою семью на песке и, сложив руки, наблюдала, как она рассыпается. Я не стану повторять ее ошибок. Я поступлю иначе. Причины происходящего – они здесь, в Фэрхейвене. Ждут, когда я до них доберусь.