5 ПСРЛ, т. XV, с. 160. Олега обычно считают младшим потому, что он позже княжил. Однако возможно, что он был вторым сыном Ингваря Игоревича (после Романа); возвращение из Орды могло и не стоять в связи со смертью его брата Ингваря. Отсутствие известий не дает возможности восстановить даже элементарные факты рязанской истории XIII в. Жалованная грамота в. к. Олега Ивановича Ольгову монастырю (А.И., т. I, № 2) вызывает большое сомнение перечнем «прадедов» в. к. Олега: Ингварь, Олег, Юрий. Первые двое – Ингваревичи? Но как попал на третье место Юрий, их дядя?
6 Историк Рязанского княжества Д.И. Иловайский отмечает возрождение русской колонизации в юго-восточном направлении после Батыева погрома (Указ. соч., с. 93–96); граница княжества «перешагнула за реку Воронеж и углубилась в степи»; окрепли русские поселения в степном пространстве между р. Воронежем, Доном, Хопром и Великой Вороной, известном под названием Червленого Яра. Этот предел Рязанской украйны, обращенный к татарской степи, область мелкой пограничной борьбы и постоянной воинской тревоги, был предметом спора о разграничении рязанской и сарайской епархий. Грамота митр. Феогноста (А.И., т. I, № 1), подтвердившая решение митр. Максима и Петра в пользу рязанской епархии, обращена «ко всем христианом Червленого Яру»; грамота митр. Алексея (о том же, А.И., т. I, № 3) – «ко всем хрестианом, обретающимся в пределе Червленоги Яру и по караулом возле Хопра до Дону». Рязанские князья держат тут степную сторожку для предупреждения неожиданных татарских набегов, ранний зародыш позднейшей станичной и сторожевой службы (ср. Беляева в «Чтениях О.И. и Др.», 1846 г.). Д.И. Иловайский придал значение тому, что «караулы» упомянуты только в грамоте митр. Алексея, а не Феогноста, и заключил, что в 60-х гг. XIV в. они были еще внове. Но различие в формуле обращения обеих грамот едва ли имеет столь определенно показательный смысл ддя датировки появления украинных караулов, а по существу, это явление старинное, надо полагать еще из времен половецких.
7 Иловайский. История Рязанского княжества, с. 67 и 104; о князьях елецких и козельских при Олеге Ивановиче см. там же, с. 127.
8 Ср. замечания С.М. Соловьева. Ист. России, кн. 1, ст. 1142, и договор 1381 г. между в. к. Дмитрием Ивановичем и рязанским в. к. Олегом Ивановичем (С.Г.Г. и Д., т. I, № 32), тут «рязанскими местами» названы Новый городок, Лужа, Верея, Боровск.
9 О князе Федоре Романовиче находим только упоминание его кончины в 6801 (ПСРЛ, т. XVIII, с. 83) или 6802-м (Лаврентьевская, с. 460; ПСРЛ, т. X, с. 169); он назван князем Федором Романовичем Рязанским (только в некоторых списках Никоновской летописи «князем великим» – ПСРЛ, т. X, с. 169, вар. ф.). Умер он бездетным, судя по тому, что нет упоминаний о его потомстве, и по пренебрежению списков князей в родословцах к его памяти: они о нем вовсе не упоминают (см. у Экземплярского, т. II, с. 574, примеч. 1850). Старшим Романовичем и преемником отца историки (С.М. Соловьев. Ист. России, кн. I, ст. 883; Иловайский. Ист. Рязанск. княжества, с. 91; Экземплярский, т. II, с. 573) признают Федора, очевидно, только потому, что он первый умер, да еще следуя такому же соображению тех списков Никоновской летописи, которые придали ему великокняжеский титул. Однако этому противоречат два текста, указанные Д.И. Иловайским (Указ. соч., с. 206 и 207): приписка к Рязанской Кормчей (писана в 1284 г.), составитель которой епископ Иосиф, датирует свой труд словами – «во дни же благоверного христолюбца князя Ярослава и брата его Феодора, рязаньских князьи великые княгыни, матере их, Анастасии», и правая грамота XV в., где читается ссылка на «грамоты старинные великих князей жалованные Ярослава и брата его Федора и сына его Михаила Ярославича». Но, с другой стороны, Ярослава Романовича летописи в сообщении под 1299 (6807) г. о его смерти называют только князем пронским (Лаврентьевская, с. 461; ПСРЛ, т. VII, с. 182; т. XVIII, с. 84). Никоновская (т. X, с. 172) дает ему титул «князя великаго», но сохраняет название «пронский». Поэтому С.М. Соловьев (кн. I, ст. 883) считает Ярослава «третьим Романовичем», а Константина – вторым и преемником на Рязани после Федора. Но Иловайский (с. 91) и Экземплярский (с. 575) признают его (согласно с родословными, кроме тех, которые Ярослава делают Константиновичем, внуком Романа) вторым Романовичем и преемником брата Федора. Их вывод подкрепляется другим предположением: что неясное известие в Лаврентьевской летописи под 1300 г. «того же лета рязанские князи Ярославичи… (одного слова недостает) у Переяславля» означает усобицу Ярославичей с дядей Константином. Эти отрывочные намеки получили бы некоторую ясность, если предположить, что «уделом» Константина был Переяславль, что Ярослав, приобретя старейшинство в Рязанской земле, остался вотчинным князем на Пронске, что бились Ярославичи под Переяславлем с дядей против перехода к нему отцовского старейшинства. Но все это слишком гадательно для сколько-нибудь надежных заключений. Оставляю в тексте построение Иловайского и Экземплярского, полагая, что приписка на Рязанской Кормчей, может быть, выдвинула вперед Ярослава по каким-либо местным отношениям (пронским?) или по личному отношению князя Ярослава к труду епископа Иосифа. Эта приписка еще тем интересна, что титулует мать «великой княгиней», не давая такого звания сыновьям: перед нами семья с матерью-вдовой во главе. Однако правая грамота «второй половины XV века», на которую ссылается Иловайский (Указ. соч., с. 207) дала бы сильную поддержку этой приписке на кормчей книге в пользу признания старшим Ярослава, если бы ее формула не вызывала сомнений при сопоставлении (Там же) с грамотой 1340 г. пронского князя Александра Михайловича, где его отец назвал «Ярославом Пронским».
10 Экземплярский (вслед за Иловайским) пытается установить связь между тем, что приключилось с Ярославичами у Переяславля в 1300 г., и той изменой рязанских бояр, которая помогла кн. Даниилу «изменою» захватить кн. Константина в битве под Переяславлем в 1301 г. Ему за этими намеками довольно естественно рисуется княжая и боярская смута на Рязани, которой воспользовался Даниил.
11 О кн. Василии Константиновиче знаем только, что он «убиен бысть в Орде» в 1308 г. (ПСРЛ, т. X, с. 176). Из Ярославичей летописи знают только Ивана; имя Михаила Ярославича из упомянутой выше правой грамоты XV в. Василия признают, вслед за С.М. Соловьевым (кн. I, ст. 913), рязанским князем после Константина, а его гибель в Орде Иловайский склонен отнести на счет «происков его двоюродных братьев, пронских князей» (Указ. соч., с. 92).
12 Вопросы генеалогии рязанских князей этой «пронской» линии потомков Ярослава Романовича удачно выяснили, насколько это возможно, Д.И. Иловайский и А.В. Экземплярский.
13 Кроме нашествия 1237–1238 гг. Рязанской земли коснулось разорительное нападение 1239 г., когда «взята татарове Мордовьскую землю и Муром пожгоша в по Клязьме воеваша и град святые. Богородица Гороховец пожгоша» (Лаврентьевская, с. 446).
14 В 1278 г. «приходным татарове на Рязань и много зла сътвориша и отъидоша в свояси»; в 1288-м «князь Елортай ординский, Темирев сын, приходи ратью на Рязань и воева Рязань, Муром, Мордву и много зла сътвориша, идоша восвояси»; в 1308 г. после убиения в Орде князя Василия Константиновича, «татарове Рязань воеваша» – ПСРЛ, т. X, с. 156, 167,176.
15 «Ходи князь Юрьи ратью с братом Иваном на Рязань на князя Ивана Рязаньского и докончаша мир» (Новг. I, с. 319); в лето 6841 (1333) приде князь Иван в Торжек с всими князи низовьскими и с рязаньскими» (Там же, с. 328).
16 ПСРЛ, т. VII, с. 206; т. IV, ч. 1, с. 270; т. XVIII, с. 93. В Тверской летописи (т. XV, с. 421) и Никоновской (т. Х, с. 211) под 6847 (1339) г.
17 Возможно, что именно Иван Коротопол начал титуловать себя «великим князем рязанским», по аналогии с тверскими князьями. Щедрое применение этого титула позднейшими грамотами к предшественникам Коротопола нельзя считать показательным. В грамотах Дмитрия Донского рязанские князья титулуются «великими» (Олег Иванович, Федор Ольгович).
18 ПСРЛ, т. VII, с. 209; т. XVIII, с. 94 (Троицкая и Симеоновская), т. X, с. 215.
19 Быть может, вражда к памяти Олега Ивановича дала повод к признанию его сыном братоубийцы Коротопола (ПСРЛ, т. VII, с. 243: «А княжь Иванов сын Коротополов Олег, иже бысть советник безбожному Мамаю»; ср. отзыв Никоновской об убиении Коротопола, т. X, с. 215). Грамоты (С.Г.Г. и Д., т. I, № 36, 48, 65, 115 и 116) устанавливают определенно, что Олег – сын князя Ивана Александровича (см. у Иловайского. Ист. Рязанск кн., с. 208–210). И в грамоте Олега Ивановича Ольгову монастырю (А.И., т. I, № 2) князь Олег называет отцом своим Ивана Александровича. О каком-либо потомстве Коротопола нет сведений.
20 Летописные своды сообщают, что кн. Ярослав «сел в Ростиславле» (ПСРЛ, т. XVIII, с. 94, Троицкая и Симеоновская; то же в Воскр., т. VII, с. 209, в Никон., т. X, с. 215); но тут можно предположить с Иловайским, указ. соч., с. 93 (ср. Экземплярского, т. II, примеч. 1869) простую описку первоисточника наших сводов. Однако наши летописные своды называют князя Ярослава в известии о его кончине князем пронским, а не в. к. рязанским (ПСРЛ, т. VII, с. 209; т. X, с. 216; т. XVIII, с. 94). Сын Ярослава Владимир – пронский отчич, а брат Ярослава Иван Александрович известен как великий князь рязанский по договорным грамотам его внука и правнука (С.Г.Г. и Д., т. I, № 36, 48, 65; также № 115–116 и упомянутая грамота Олега Ивановича, А.И., т. I, № 2); летописные своды упоминают только его кончину в 1350 г. (ПСРЛ, т. X, с. 222; т. XVIII, с. 97; т. VII, ср. 215 – под 1351 г.) и то называют его не Иваном, а Василием. Потомки Ярослава остались пронскими отчичами, а на великом княжении видим Олега Ивановича и его потомков; поэтому А.В. Экземплярский предполагает, что старшим Александровичем был Иван, а младший Ярослав мимо него получил ханский ярлык («отпущен») на рязанское княжение, так что Иван Александрович занял старший стол только после смерти младшего брата в 1344 г. (Указ. соч., т. II, с. 581–582). Однако у нас нет оснований утверждать, что Ярослав утвердился на в. к.рязанском и решительно отвергнуть известия летописей, что он умер князем на Пронске; нет и уверенности, что его вокняжение «в Ростиславле» создано простой ошибкой, что князь Иван не занял старшего рязанского стола (в Переяславле) еще при жизни брата. Трудно заполнять отсутствие фактических данных догадками.
21 ПСРЛ, т. XVIII (Троицкая и Симеоновская), с. 28; т. X, с. 226–227 (под 6861 г.).
22 ПСРЛ, т. VIII, с. 10; т. X, с. 230; т. XVIII, с. 100. С.Г.Г. и Д., т. I, № 32. Впрочем, некоторое соглашение о новом разграничении земель рязанских и московских состоялось еще при Иване Ивановиче: Лопастня осталась за Рязанью, а в. к. Иван получил Новый городок на устье Поротли и «иныя места рязаньския отменная», о чем упомянуто в его духовной грамоте (С.Г.Г. и Д., № 26); но сама эта грамота свидетельствует о тревоге за прочность такого обмена и вообще владения спорными землями («а ци по грехом имуть из Орды искати Коломны или Лопастеньских мест иди отьменьных мест рязаньских»). С.М. Соловьев полагал, что с Лопастней Москва потеряла в пользу Рязани «шесть других мест», т. е., очевидно, те, что в договоре 1381 г. упомянуты «на рязанской стороне за Окою, что доселе потягло к Москве»: кроме Лопастни еще Мстиславльский уезд, Жадево городище, Жадемль, Дубок и Броднич («Ист. России», кн. I, ст. 951 и 1141); это весьма вероятно, но в таком случае текст договора 1381 г. с его выражением «что доселе потягло» и без ссылки на прежний договор свидетельствует, что формального договора не было заключено при в. к. Иване и митр. Алексее, и весь «обмен» как будто и не был оформлен? Татищевская передача эпизода о Махмет-Хоже (т. IV, с. 185) – пример произвольного комментирования, какое Татищев вносил в редакцию текста: отсюда и целая история о споре за Лопастню у него же (с. 223). Лопастня по отношению к Москве, очевидно, за Окой; лопастенские места по р. Лопасне, левому притоку Оки, остались за Москвой.
23 ПСРЛ, т. VIII, с. 13; т. XI, с. 5; т. XVIII, с. 104.
24 ПСРЛ, т. VIII, с. 17; т. XI, с. 14 (под 6879 г.); т. XVIII, с. 110.