Меня так и подмывает то ли рассмеяться бывшей свекрови в лицо, то ли расцарапать ее наглую рожу.

— Я ничего ему не внушала, — и все-таки я держусь очень достойно. — Просто вы попытались убить его будущего ребенка, тем самым сами лишили себя сына.

Она искусственно тянет широкую улыбку. Противная, противная женщина.

— Ой, его ли?

И даже теперь я не тушуюсь, не принимаюсь немедленно оправдываться, нападать. Всего лишь пожимаю плечами. Снова. Мол — да кто ж знает, чей это ребенок.

— Ну, вас-то это точно не касается, — в отличие от ее гримасы, моя улыбка вполне искренна. — Сусанна Георгиевна.

Не прощаясь, огибаю ее, чтобы пройти к дверям, но у бывшей свекрови другие планы.

— Послушай, ты…

Повернувшись обратно, я соскакиваю с этой притворной галантности и тычу пальцем Сусанне в грудь.

— Нет, это вы послушайте, — давлю я интонациями. — Я восхищаюсь, знаете? Да, восхищаюсь вашим сыном. Как при таких сложных, закомплексованных родителях Тимуру удалось вырасти нормальным человеком, к тому же, умеющим любить мужчиной? Вы что, думаете, я не в курсе, как вы не разрешали ему плакать в детстве, не давали проявлять эмоции, как вы с мужем били… избивали ваших сыновей за малейшую провинность?

Сусанна удивленно таращит глаза.

— Да, Тимур мне все рассказывал. И очень жаль, что только он один из ваших детей сумел справиться с травмами прошлого. Поэтому я очень рада, что у моего ребенка такой бабушки, как вы, не будет. Не переживайте, я никогда не расскажу ему, что вы хотели от него жестоко избавиться.

Больше я не задерживаю Сусанну, а она — не смеет мешать мне уйти. Я смотрю в ее лицо последний раз: взгляд заторможено скользит по боковому фасаду бизнес-центра. Она, вероятно, и не замечает, как я отхожу от нее. Надеюсь, хотя бы этот наш разговор приведет ее в чувство.

— Наконец-то! — вскакивает со стула возле моего кабинета Игнат.

Я оглядываюсь по сторонам. Опять он забыл, что сплетни коллектива мне ни к чему. Потом смотрю на циферблат наручных часов: не опоздала же. Подойдя к двери с ключом, шепчу ему безрадостно:

— Ты меня караулишь, что ли?

Не ответив мне ничего, он следом за мной входит в кабинет.

— Игнат, пожалуйста, — потираю я виски, — можно мы потом поговорим?

Не скажу, что он выглядит счастливым от моей просьбы, но вижу по глазам, что готов согласиться. В его глазах я безошибочно улавливаю тоску, чувство вины наваливается сильным грузом на плечи.

— Хорошо, — не устраивая сцен, не задавая лишних вопросов, соглашается он; только касается пальцами щеки.