Зацепа сидел красный как рак. «Вот тебе и пельмени! В самую мясорубку угодил».

Любашина мать принялась укорять мужа:

— Будя тебе, старый, будя. Вспомни-ка сам, как в молодости шубукал…

Хозяин крякнул, скосил из-под хмурых черных бровей кровью налитой глаз:

— Ты, заступница, вечно сбиваешь с толку! Мели лучше мясо, чем языком молоть.

А пельменей Зацепа все-таки отведал, да каких чудных пельменей! Домашних, ароматных, с чесночком!

— Сидайте к столу поближе, — мягким украинским говорком пригласила его Любашина мать.

Любаша ободряюще подмигнула ему: не теряйся.

— Пельмени с медвежатиной, — предупредил отец.

— Ну и чо, мясо добрийше, не требуйте, — хозяйка посмотрела на мужа с уважением. — Сам ведмедя убив.

Отец приосанился, губы расползлись в улыбке. Любаша, накрывая стол, рассказывала:

— Вышла утром мама в огород за огурцами, видит, на грядке корова разлеглась. Мама подумала, что это соседская, такая же черная, и хотела прогнать. Только сорвала хворостинку и крикнула: «Гэ» — корова в ответ ка-ак рявкнет! Мама — ходу! Батя — за ружье! Прямо в огороде и убил медведя!

Они сидели за большим столом одной семьей. В блюде, остывая, парились мелкие пельмени, и по комнате разливался дразнящий запах. Рядом с блюдом стояла бутыль с запотевшими боками. В глубоких мисках — красные малосольные помидоры и маринованные грибочки.

Хозяин наполнил стаканы, чокнулся с гостем, как бы совершая торжественный обряд, выпил, не торопясь закусил грибочками и уже затем основательно приналег на пельмени. Сидел он грузно, уверенно и на гостя больше не обращал внимания, словно тот уже был свой. Эта простота невольно передалась Зацепе: он почувствовал себя легко и свободно, пил и ел безо всякого стеснения. Ему даже стало казаться, что он не первый раз в этом доме. Мария Петровна, хозяйка, заботливо подкладывала в его тарелку горячих пельменей, а Григорий Никитович не забывал подливать из бутылки домашнее вино. Зацепа блаженно уплетал пельмени, запивал кисло-сладким вином.

— Молодец, хозяйку не обижаешь! — похвалила его Мария Петровна.

Зацепа позволил себе отшутиться:

— Хорошего работника за столом видать: он в животе плечист, — и похлопал себя по тощему животу.

Борода Григория Никитовича затряслась от смеха — шутка ему понравилась, а мать сокрушенно покачала головой:

— Что ж вас, летчиков, кормят так плохо? Ить худенький ты какой.

— Толстого самолет не поднимет, — ответил Зацепа, подмигнув украдкой Любаше.