— Выводи! — Это руководитель стрельб на полигоне вмешался в действия летчика.
Зацепа поспешно рванул на себя ручку управления. Он испугался, как бы его не отстранили от полета. Такое уже было с одним летчиком из первой эскадрильи — за низкий вывод из пикирования тому запретили работать на полигоне. Конечно, с малой дистанции большая вероятность поражения мишени, но тут, как говорится, палка о двух концах: можно и с землей поцеловаться…
Зацепа зарядил пушки. Загорелись красные сигнальные лампочки — снаряды досланы в стволы, ударники — на взводе. Все готово: стоит нажать на боевую кнопку — самолет содрогнется, и, точно куски расплавленного солнца, вылетят снаряды из стволов автоматических пушек.
Разворот, опять выход на боевой курс. Пора в пикирование!
Машина мчалась к земле на бешеной скорости. Зацепа впился глазами в свою мишень, все его тело в эти секунды было напряжено, и только одна-единственная мысль билась в нем: как бы поточнее прицелиться… И в тот момент, когда почти все было сделано для удачного финала: светящееся кольцо прицела захватило мишень, выдержано необходимое время слежения, и осталось проделать последнее движение — нажать на боевую кнопку, в этот момент адская боль, резкая, как удар кинжала, заставила его инстинктивно поддернуть на себя ручку управления. Длинная очередь потянулась от самолета.
— Кто ж так стреляет! — укоризненно передал с земли руководитель стрельб.
Ничего не ответив и крепко стиснув зубы, чтобы не застонать, Зацепа набирал высоту.
— 812-й, работу закончили? Почему не докладываете? — запросили с полигона.
— Я… у меня… плохое самочувствие… Иду домой.
Голос его был услышан на аэродроме.
— Повторите, у кого плохое самочувствие?.. — забеспокоился руководитель полетов.
— У 812-го…
— Понял. Возвращайтесь немедленно.
На СКП все встревожились. Самолет одноместный, и никто не в состоянии помочь летчику. Справится ли он? К посадочной полосе были подтянуты все средства, способные сразу прийти ему на помощь, как только он приземлится. И врач, и дежурный штурман, и синоптик, и планшетист — все, как один, прильнули к динамику, пытаясь услышать новое известие. Время от времени руководитель полетов справлялся по радио:
— Как дела?
— Держусь…
— «Гранит», я — 867-й, разрешите запуск, — запросил кто-то совсем некстати.
— Запрещаю! Всем находиться на приеме!
И опять — тягостная тишина. Прибежавший на СКП Будко нервно курил и не мог усидеть на месте. Ему-то более всех было понятно, к чему может, привести ухудшение самочувствия в полете, на себе испытал…
— 812-й, как дела?