— Вы без трюкачества жить не можете, поэтому я специально для вас повторяю правила безопасности. В прошлые стрельбы вы допустили низкий вывод самолета над землей. Если подобное повторится — от полетов отстраню. Так и знайте. Разойдись!

Взлетели сигнальные ракеты. Зацепа обычно вскакивал в кабину с кошачьей ловкостью, одним махом. Тут уж медлительному Фричинскому он мог бы дать фору. Но сейчас Валентин, вопреки обыкновению, взбирался в кабину чересчур осторожно, стараясь не делать резких движений.

— Что это сегодня с тобой? Ты как старик, — заметил техник.

Зацепа с напускной беспечностью махнул рукой:

— Спешка нужна при ловле блох. Помоги-ка лучше привязаться.

Чапля заботливо поправил на летчике привязные ремни, щелкнул замком, по-хозяйски оглядел кабину, все ли в порядке. Осталось ждать.

Справа и слева на соседних самолетах зафыркали турбостартеры, запели, набирая обороты, реактивные турбины, а Зацепе все еще не давали разрешения на запуск. Живот побаливал, правда, не так сильно, как утром, но на душе было как-то неспокойно. Может, зря не сказал врачу или командиру? Полет — не шуточки, с перегрузками связан. Может, пока не поздно, вылезти из кабины? Кто знает, как все это обернется в воздухе?

Зацепа уже начал было медленно снимать перчатки, когда в наушниках раздалась команда:

— 812-й, вам запуск.

И тотчас отпали все сомнения. Зацепа ощущал знакомые запахи герметика, металла — запахи кабины, которые всегда волнуют и настраивают на полет.

Прошло время, когда он на все, что окружало его в кабине, смотрел удивленными глазами. Его действия теперь были точными, скупыми, продуманными. Тем не менее техник-лейтенант Чапля внимательно следил — не упустил ли чего летчик? Затем ободряюще похлопал его по плечу:

— Все в порядке!

Зацепа запустил двигатель и вырулил на взлетную полосу. Вывел обороты. Руки его ощутили бархатистую дрожь металла: турбина работала на полной мощности. Зажатые тормоза с трудом удерживали рвущуюся вперед машину. Летчик включил форсаж. Будоража воздух, истребитель-бомбардировщик могуче пошел на взлет. Вот как бы замедлилось бешеное мелькание аэродромных построек, мчавшаяся навстречу серая лава бетона утонула, и самолет, оторвавшись от земли, стал набирать высоту.

Полигон находился в ста пятидесяти километрах от аэродрома. Валентин летел низко, забираться в облака запрещалось по заданию, к тому же и опыта в пилотировании по приборам было у него недостаточно.

Боевые стрельбы — наиболее ответственный этап в обучении. Над полигоном Зацепа не спешил. Времени было достаточно, чтобы хорошо осмотреться, отыскать среди прочих свою мишень, сделать вначале холостой заход, а уж затем зарядить пушки и — огонь!

На фоне выгоревшей травы едва обозначились светлые изгибы линий мишени. Их несколько, и расположены они в нарочитом беспорядке, как самолеты, рассредоточенные на аэродроме. Каждому летчику дается свой номер мишени, чтобы потом можно было оценить, кто как стрелял. Случалось, путали и лупили по чужой.

Валентин взглянул на наколенный планшет — здесь была тщательно, до мельчайших деталей, вырисована мишенная обстановка. Лишний раз свериться не мешает. Ага, вот и цель. Она приткнулась к самому овражку, неприметная такая, едва различимая с первого взгляда. Боясь потерять ее из виду, Зацепа заложил глубокий крен и, как привязанный, следил за исчезающими очертаниями. И все же мишень пропала.

«Ах, черт, неужто придется делать повторный заход без стрельбы? Эдак покрутишься, и горючки на обратный путь останется в обрез».

Сманеврировав, он вышел на боевой курс и ввел машину в пикирование, напряженно высматривая цель. Стоп! Кажется, она! Да, точно! Вот знакомый овражек. Издали он выделяется бурой окраской.

Машина теряла высоту, земля приближалась, обретая резкость. Мишень обрисовалась, когда высота была уже явно мала. Зацепа нервно стал доворачивать на цель, но с земли сердито крикнули: