Приглушенный голос турбины снимал посторонние мысли. Быстро проваливалась под крыло земля, стремительно мчались навстречу легкие белые хлопья отдельных облаков, тело наливалось упругой силой, приходила привычная собранность и уверенность в себе. Теперь Сергей вновь был один на один с самолетом, с огромным просторным небом, удивительно свежим и синим на большой высоте.
Земные тревоги и заботы покинули его, показались мелкими и ненужными, такими, что ему даже стало смешно, как это он мог думать о чем-то другом, кроме полетов. И так всегда. Стоит только подняться в воздух, как на тебя находит что-то непередаваемое и трудно объяснимое, но бесконечно приятное и властно чарующее. Наверное, полет — это как любовь. Разве можно передать словами ту смутную истому и светлую радость, заполняющую тебя всего без остатка всякий раз, когда самолет, словно стрела, вонзается в синее, глубокое до бездонности небо!
Небо… Скольким парням вскружило ты голову! Даже мужчины, народ серьезный и сдержанный, и те пьянеют, наливаясь жгучей молодой страстью, стоит лишь вдохнуть им аромат твоих ширей и просторов. Не ревнуйте, земные подруги, своих непутевых Бродовых и Кирсановых к небу! Небо хлюпиков не терпит и безжалостно отбрасывает прочь, как стачивает стружку токарный резец, придавая заготовке необходимую форму. Во все времена были и останутся на стрежне славы люди с отважными сердцами и крепкими нервами!
Сергей достиг «потолка» и летел уже более пяти минут. От нещадного, слепящего в упор солнца, которое зверски царапало белыми когтями глаза, трудно было укрыться. А светофильтр опускать не хотелось. Сергей не любил светофильтр: он мешал работать, мешал вовремя заметить загорание сигнальной лампочки. Поэтому он облегченно вздохнул, когда по истечении заданного времени автопилот ввел машину в разворот.
«Все идет как по науке», — удовлетворенно подумал Сергей и записал на планшете фактические данные о режиме полета. Массивная ручка управления делала короткие точные движения в такт электрическим сигналам, поступающим от следящей системы автопилота, этого «доброго парнишки», как с теплотой отзывались о нем пилоты.
Машина вышла из крена в прямолинейный полет. До нового маневра оставалось ровно две минуты.
Сергей удовлетворенно потянулся, насколько это позволяли привязные ремни, снял компенсационные перчатки, потер руки. Дожили! Сиди и посматривай по сторонам. Все за тебя сделает «добрый парнишка». Так недолго и без работы остаться. Вдруг, словно о чем-то вспомнив, он поспешно надел перчатки. Мальчишество ни к чему. Техника техникой, а отказы случаются. Вдруг разгерметизация! Это же мгновенная смерть. Нет уж, пусть весь комплект высотного снаряжения дежурит в первой готовности: костюм, перчатки, гермошлем…
Беглым взглядом Сергей осмотрел приборы и поднял глаза. Прямо по курсу застыла луна. Здесь, в однообразной сини, очищенной от атмосферной дымки, она выделялась отчетливо и казалась полупрозрачным хрусталиком льда, подтаявшим сбоку. Стылая, одинокая, отсюда она казалась почему-то еще недоступнее, чем кажется с обжитой уютной земли, и даже не верилось, что на ней уже побывали люди…
Еще разворот. Поступила долгожданная команда: «Включить форсаж».
Началось. Вздрогнули стрелки. Небо взломалось — пройден звуковой барьер. Обычное дело. Быстро нарастала скорость. Сергей ощущал знакомую тряску стального корпуса машины. Скорость достигла предела. Высота — тоже. Пора применять оружие. Сергей, откинув гашетку, нажал на боевую кнопку.
Все, задание окончено. Пора идти на точку. Так авиаторы называют аэродром.
Сергей снижался и поглядывал на город, рассеченный седыми гривами дымов, тянувшихся от заводских и фабричных труб. Внезапно слух его уловил какой-то новый оттенок в шуме двигателя. Сергей моментально вскинул глаза на тахометр — обороты медленно падали. Вслед за этим стали загораться лампочки автоматики… Волчьим глазом сердито помигивала красная лампа — авария!.. Остановился двигатель. Как месяц назад у Гриши Гранина.
Сергей доложил о случившемся на землю и теперь, как завороженный, смотрел прямо перед собой и видел приборную доску, как сложную перепутанную схему, в которой с первого взгляда не сразу и разберешься-то. Мигающая лампа мельтешила перед глазами. Он обливался потом, напрягая волю, и все никак не мог сконцентрировать внимание на каком-то одном приборе, не мог дать своему мышлению определенный настрой. Мысли хаотически метались. Где взять силы, чтобы покорить собственные нервы?!
У Гранина был спокойный голос. Своей уверенностью он умел заражать других. Небо гремело и разламывалось, когда он носился в голубых просторах на своей крылатой колеснице. А теперь… Засыпанный снегом могильный холмик да красная звездочка на пирамидке. На фотографии поверх слов: «Погиб при исполнении служебных обязанностей» — близкое, до боли знакомое, родное лицо, широкоскулое, с крупными энергичными чертами, красивое той мужской красотой, которая называется мужественностью. Оно спокойное, как у человека, сделавшего шаг в бессмертие. Только кажется, что в его глазах затаилась горечь: «Рано…»
Земля… Острия вершин. Глубокие колодцы ущелий. Щетина леса. Беспорядочные извивы рек. Пустыми белыми глазницами глядела теперь земля, глядела мертвыми глазами Гранина.
Сергей разлепил пересохшие губы и нажал на кнопку радиопередатчика:
— Докладываю обстановку. Высота одиннадцать тысяч. Скорость шестьсот. Обороты авторотации, пятьдесят восемь процентов. Приступаю к воздушному запуску.
— Вас понял, приступайте, — отозвалась земля. — Поставьте РУД на «стоп». Нажмите на кнопку воздушного запуска. Поставьте РУД на малый газ. Сделали? Теперь устанавливайте необходимые обороты. Как дела?
— Не получилось.
— Высота?