— Я когда-то почти не вылезал из кабины, — рассказывал Бродов. — Было времечко, было. Я ведь из училища прямым ходом в инструкторы угодил, — пояснил он Кирсанову. — Лето, жара адская, а я курсантов по кругу вожу. Думал тогда, на всю жизнь налетался…

— Ты, Вадим, совсем расклеился, — обронил с места Гранин.

— Да ведь… руки стосковались! — воскликнул Бродов.

— Знал, куда идешь?

— Конечно знал.

— То-то! Настоящий испытатель должен не просто летать — в создании машины участвовать! Только бороздить небо — мало проку. Галлая читал?

— Читал.

— Хорошо пишет о нашей работе.

— Еще бы! Сам испытатель, да какой! С ученой степенью!

Помолчали. Кирсанов, чувствуя, как краснеют кончики ушей, сказал:

— Григорий Константинович, я вот тут немного думал… Что, если в кабине приспособить камеру?

— Зачем? — быстро спросил Бродов.

— Видишь, Вадим, какое дело, — повернулся к нему Кирсанов. — Отказы бывают?

— Случаются.

— Бывает, когда заявление летчика подвергают сомнению?

— Наговариваешь…

— Возможно, я не точно выразился. Но допустим, его заявление кажется спорным.

— Дальше?

— А пленку просмотрят — истина будет восстановлена.

— Самописцы на что?