— Да? — Крученый вонзил в Кирсанова изучающий взгляд.
— Ничего, Валентин Дмитриевич, — пророкотал Гранин, — невест на заводе хватает, подыщем.
— Погодите, товарищ Кирсанов. Помнится, в вашем личном деле было сказано, что вы человек женатый.
— Был… — с неохотой ответил Кирсанов.
— Гм… — Крученый озадаченно покрутил головой и стал ходить по комнате. — Впрочем, это обстоятельство меняет все дело. Придется квартиру, предназначенную вам, отдать ведущему инженеру по испытаниям: у него двое детей. А вы поселитесь в его квартиру, однокомнатную.
— Мне, знаете, все равно. — Кирсанов пожал плечами. — Я ведь и в гостинице мог бы остаться.
— Ну нет! Там вечное столпотворение. Не отдохнуть…
— Разрешите? — В комнату не вошел, а влетел высокий, цыганисто-смуглый человек в синем комбинезоне. — Валентин Дмитриевич, ноль восьмая готова! — запыхавшись, с порога крикнул он.
— Как? Уже? Ну и механик, ну и виртуоз ты, Катко! — восхитился Крученый. — Давай-ка сюда дело машины, посмотрим.
Крученый извинился перед испытателями и принялся листать бумаги. Иногда он вскидывал голову и что-то вполголоса спрашивал у Катко. Наконец он захлопнул папку и обратился к Гранину:
— Кто будет поднимать ноль восьмую?
— Как всегда: впереди командир на лихом коне.
— Добро, лети! Задание прежнее.
Гранин достал из железного сейфа пистолет, полетную карту, наколенную планшетку и неторопливо направился к выходу.
— Все машины как машины, — сердито сказал Крученый, — а у этой сплошные капризы. Трудный характер: то генератор забарахлит, то радио откажет, то еще что-нибудь. Много дефектов, и пока еще их все повытряхнешь! Ведь в строй полуфабрикат не отправишь. Верно, Сергей Дмитриевич?
Кирсанов смутился: он привык к иной форме обращения — по званию, а тут к нему обратились по имени и отчеству.
— Безусловно, — сказал он. — Мне командир полка на прощание так и говорил: «Испытывая, не забывай о строевых летчиках, которым после тебя летать». И я так думаю: качество — главное!
— Трудно. — Крученый закурил очередную папиросу, с грустной иронией продолжал: — Где те добрые старые времена! Фанерная этажерка, впереди — винт. «Чих-пых» — полете-ел!.. А сейчас попридумали люди такое, что порой и сами не разберутся, что к чему. С иным дефектом неделями возишься, комиссию за комиссией созываешь. Притащишься домой, пересчитаешь ребятишек — все ли тут, а утром чуть свет опять в работу! Вам, летунам, конечно, проще, если, разумеется, в воздухе все в порядке. — Не докурив, сунул папиросу в пепельницу, подошел к окну.
Кирсанов из-за его плеча увидел внизу Гранина. Уже в летном снаряжении — в высотном скафандре, в молочно-белом гермошлеме, в черных перчатках, — он напоминал средневекового рыцаря. Летчик-испытатель садился в автобус, дежуривший на площадке перед зданием.
Машина тут же покатила к расчехленному серебристому истребителю. Из окна было видно, как испытатель степенно ходил вокруг самолета; тот стоял с длинным хищным носом и острыми короткими крылышками. Вот Гранин взялся за стремянку, приставленную к левому борту, что-то сказал механику — Кирсанов узнал в нем долговязого Катко — и полез в кабину. Теперь оттуда была видна лишь каска гермошлема, а над нею — фигура механика, помогавшего летчику привязываться.