Экипаж «Королевы», эпатируя публику поначалу, в течение всего полета особого внимания не привлекал, держась чуть выше главной плоскости тела флотилии позади всех яхт – Дадли во всеуслышание объявил о желании создать тень регате и, конечно же, не преуспел. На этом громкие заявления с «Куин Виктори» закончились, и внимание переместилось на прочие корабли, честно выполнявшие рутинную работу. Происходящее на борту корабля ошеломило операторов «Контроля», поднявшаяся в прессе суматоха («Ужасная трагедия в марсианских песках», «Последние минуты жизни Юджина Дадли», «Как я изменила мужу с орангутангом») похоронила все попытки отдельных энтузиастов докопаться до истины.

А разыгранная в прямом эфире пантомима прикрыла непримечательное событие: незадолго до знаменитого скандала тканевая обшивка «Куин Виктори» («Ее Величество Королева Виктория III заявляет, что с космическим недоразумением Ее имени не желает иметь ничего общего») разошлась. Лохмотья углепластикового полотна бессильно обвисли вокруг сложенного паруса, каптоновое полотнище осталось без мачт – мачты раскрылись вокруг сигарообразного космического корабля, тотчас выпустив струйки кремниевой жидкости. «Куколка» вылупилась. Угольно-черное тело отправилось в сторону границ Солнечной системы, туда, где вокруг газового гиганта вращался кусок камня, из-за множества кратеров больше похожий на губку.

– Значит, особого беспокойства вы не испытываете? – Миссис Стайн вздохнула. Аппетитно – очень аппетитно! – приподнялся на вдохе светленький пиджачок.

– Нет, что вы, – Прошин очаровательно улыбнулся и, словно спохватившись, добавил: – Ну, не то чтобы совсем – меня, конечно, тянет на Землю, по травке побродить, в речке искупаться… Но так у всех, мне кажется.

Он невольно перевел глаза на панораму сибирской – а может быть, канадской – тайги справа (от психолога – слева). Стволы вековых сосен с вечнозелеными маковками, поваленное дерево, присыпанное снегом.

Окровавленное лицо Смита, накатывающий рев ракетных двигателей, последний патрон в руках…

Миссис Стайн, главный психолог кочующей станции «Циолковский», улыбнулась. Теплая, ласковая улыбка, тонкие складки вокруг чуть тронутых помадой губ, пряди коротких волос (немного длиннее, чем обычно позволяют женщинам-космонавтам) уложены в кажущемся беспорядке, чуть подкрашенные глаза, чуть тронутые тональным кремом щеки, легкий запах духов – в светлом брючном костюме, в своем уютном кабинете с мягкой мебелью, приглушенным светом и экраном во всю стену, показывающим виды Земли (по настроению – лес, море, пустыня, водопад в тропическом лесу), она казалась старшей сестрой, доброй, внимательной – если такие бывают. В ней не было надменной недоступности земных женщин, в любой момент готовых предотвратить харрасмент, в ее поведении не было ни малейшего намека на что-то большее, чем разговор по душам. Прошину говорить не хотелось. Совсем.

– Иван, я прошу прощения, – сказала миссис Стайн.

– За что?

– Я хожу вокруг да около, – психолог откинулась на спинку большого кресла.

Они сидели друг напротив друга возле стола с монитором компьютера и стопкой бумаги на пластиковой столешнице, подделывающейся под красное дерево. На противоположной стене большой экран показывал стволы деревьев, припорошенный снегом подлесок…

– Нельзя, – миссис Стайн покачала головой, – нельзя говорить так с умным человеком.

– Льстить, наверное, тоже не рекомендуется, – промолвил Иван.

Психолог повела мышкой, и вместо тайги во всю стену высветилась анкета Ивана Прошина, старшего техника станции «Циолковский». В верхнем левом углу фотография, справа цифры – рост, вес, где-то посередине IQ. Сто тридцать единиц, ух ты.

Прошин поднял руки:

– Извиняюсь. Действительно, умный.

– Оставить, что ли, – сказала миссис Стайн, глядя на анкету. – Или лес вернуть?