Книги

Редкая птица

22
18
20
22
24
26
28
30

Пора линять — ментов здесь будет больше, чем тараканов в московских гастрономах.

Подхожу к «волге». Девушка спит на переднем сиденье. Живая. Шутки шутками, но если я потеряю эту девчонку или она не захочет говорить, — нитей у меня не будет. Кроме «Трех карт», разумеется. Ну да ставить на них нельзя — это я из Пушкина усвоил.

Девушку перекладываю на заднее сиденье, сажусь за руль и по газам! Еду через центр — гори оно все огнем. На пе-. рекрестке — гаишный «уазик», постовой машет полосатой палкой, — проскакиваю мимо на большой скорости. Разуй глаза, милый, глянь на номера! Похоже, разул, но не прозрел. Прыгает в свою колымагу и увязывается за мной. Укатить на оперативной гэбэшной машине от «уазика», как два пальца обмочить, — но надо ли? Злая ярость поднялась по хребту и ударила по мозгам — ребята, да сколько же можно! Сворачиваю в переулок и-по тормозам.

«Уазик» тормозит метрах в десяти. Вылезаю из машины и иду к нему, размахивая майорскими «корочками».

— Ты что, блин… номера не разглядел?!.

— Чого же не бачив, бачив…

— Да ты забодал!!!

И сую ему под нос «ксиву».

— Так, товарищу начальнику, оперативна обстановка…

Он открыл дверцу — и дальше…

Рывком за шиворот выдергиваю его с сиденья и припечатываю лицом к капоту.

Сержант падает на четвереньки, — и я добавляю по затылку рукояткой пистолета.

Отдыхай. Может, и хороший парень, ну да некогда мне вычислять, кто «белый», кто «красный», а кто — вольнонаемный… Забрасываю служивого в кусты, сажусь в «уазик», подъезжаю к «волге», перекидываю девчонку вместе с сумкой в новое «авто». Поехали!

Я вам устрою концерт! Маразм для детского хора имени Григория Веревки! С прологом, адажио и скерцо!

У постового я позаимствовал фуражку, так что за рулем чувствую себя уверенно. Что там дальше в повестке дня?

«Три карты». Фамильный кабак Ральфа. Ставить на них нельзя, а вот разыграть — нужно.

На этот раз машину оставляю прямо на улице. Сейчас главное — время. Мне нужно опередить и тех, кто меня преследует, и тех, кто меня «играет».

Кабак по случаю траура закрыт. Ментовский «жигуленок» с тремя стволами «акаэмов» дежурит у входа — во избежание. Но я и не собираюсь ломиться — иду со двора.

В тени маячит охранник — двойник верзилы с пляжа. Решительно иду к нему, — и это его смутило. Вместо безапелляционного «Стоять!» слышу грубое:

— Что надо?!