Старика охватило волнение, губы его слегка дрожали, но он позволил женщине закончить свою обвинительную речь. Окружающие были поражены таким смирением и внезапной кротостью. Повелитель поднял глаза и впервые, не таясь, взглянул на свою дочь — олицетворение страшной нищеты. Потом, вздохнув, сказал:
— Каждому свой час. Признаюсь, я был несправедлив. Говорю это не затем, чтобы искупить свою вину. Вот что бывает, когда человек впадает в ошибку. — И, обращаясь к бывшей жене, продолжал: — Мы оба ненавидели друг друга. Наша дочь поплатилась за эту ненависть. Ты можешь не прощать мне зла, которое я причинил тебе. Но пусть, по крайней мере, дочь получит свою долю наследства.
Затем, повернувшись к свидетелям и талебу[6], он снова заговорил:
— Говорю это перед лицом всевышнего и в вашем присутствии, земли в долине Трех Холмов безраздельно принадлежат моей дочери Фатме, присутствующей здесь.
С трудом произнеся эти последние слова, он почувствовал, что задыхается. Талеб стал читать стихи корана, а сам поил его с ложки. Когда он в третий раз поднес ему ложку ко рту, повелитель поднял указательный палец. Голова его тихонько откинулась назад.
— Он умер, — сказал талеб. — Да упокоит Аллах его душу.
Послышался плач. Мать с дочерью оттеснили назад. Мать закружилась на месте, громко повторяя:
— Всему приходит конец. Только смерть несет с собой справедливость.
Двое мужчин схватили ее и стали выталкивать вон.
— Замолчи, старуха! — сказал тот, что был помоложе, и попробовал закрыть ей рот рукой. Отбиваясь, она укусила его. Тогда оба они набросились на нее и повалили на землю.
Всеобщий плач заглушил ее крики:
— Гореть вам в адском огне!..
Все семейство было возмущено.
— Поделом этой собаке, — говорили вокруг, — ее час настал.
Но старая женщина вдруг поднялась и пустилась бежать вслед за дочерью.
А в доме стали убирать усопшего. Талеб помогал в этом, женщины плакали, мужчины читали молитвы.
IX
Брахим проснулся поздно. Ребятишки уже поели. Жена, присев рядом с ним, поливала кускус[7] горячим бульоном, приправленным пуашишем[8]. И пока он был занят едой, она не спускала с него вопросительного, умоляющего взгляда, ведь она хорошо знала его упрямство, знала, что он не отступится, в этом он был похож на всех своих родичей. Оба его брата погибли, защищая свои земли от наемных банд каида. Брахим остался один, у него не было ни родителей, ни двоюродных братьев. Род их угасал. А меж тем у матери его было тринадцать детей. Но десять из них умерли в раннем возрасте.
— Жена, я все равно пойду, — сказал он. — Пойду. Пока я жив, никому не отнять моего добра. Я пойду и приведу быков обратно.
Жена задрожала и стала умолять его: