— Ты всегда их носишь с собой? — сглотнув, спросила шепотом она.

Я небрежно пожала плечами, вглядываясь во тьму помещения.

— Никогда не знаешь, где доведется побывать. Как видишь, не зря.

Половицы не скрипели, свет фонарей набережной из-за штор не проникал в дом, от чего становилось еще страшнее. Я шла по небольшому залу мелкими шагами, чтобы ни на что не налететь в темноте. Здесь пахло лаком и новой тканью, как в бабушкином шкафу, который давно не открывали. Грудь сдавило мерзкое ощущение, возникающее у меня в помещении, откуда ушла жизнь. Дом стал похож на перегоревшую лампочку, в которой уже никогда не засияет свет. Оглядываясь и вслепую шаря в воздухе рукой, я с замиранием сердца боялась того, что не смогу ощутить движение тьмы. Не почувствую, как она подкрадется и прилипнет ко мне. Среди теней, нарисованных разыгравшимся воображением, тяжело различить истину. Замерев в центре зала, я некоторое время моргала и ждала, пока глаза привыкнут.

Лорелея еще не утратила последнюю частичку озорства, но уже боялась. Стараясь держаться стен, но и не отставать от меня, она опасливо вертела головой. Собственно, так я и думала: подобьет на авантюру, а потом будет шарахаться от каждого шороха и хвататься за подол моего платья. Обычно она смелее, но не часто нам доводилось встречаться с призраком тьмы и мурашками от запаха смерти.

Когда я смогла разглядеть очертания предметов мебели, мы, осторожно ступая, прошли за прилавок. Тьма кралась, я чувствовала ее спинным мозгом. У темной магии нет запаха и вкуса, она не издавала звуков, как и все мертвое, но поджилки тряслись, стоило только оказаться на ее территории. Лорелея шла позади, я чувствовала ее волнение и нарастающий страх, а в ушах слышала гул. Я видела и ощущала зло, а на русалку оно действовало иначе — вселяло ужас, природу которого она не смогла бы объяснить словами. Просто стало внезапно страшно, и сердце замерло.

Шкаф, рабочий стол, стол со швейной машиной, стеллажи с одеждой, ряд манекенов с незаконченными выкройками, а впереди чернела дверь в дом погибшего мастера. Потолок начинал вращаться, я боялась смотреть вверх. И не надо было приглядываться или включать свет, чтобы понять — Саммер и Калеба постигла одинаковая участь. Когда я взялась за ручку, уже почти ничего не соображала. Ощущался запах крови, различались темные мазки на стенах, ступенях лестницы, ведущей наверх. И я так же отчетливо осознавала, что в доме мы не одни: где-то наверху гремели ящики стола, шелестела бумага…. В абсолютном мраке кто-то переворачивал вверх дном вещи Калеба.

— Эш? — шепотом протянула Лорелея, но я шикнула на нее.

Мы замерли у перил, не осмелившись подняться. Стук сердца оглушал, кровь, бегущая по венам, забивала иные звуки. Я силилась не упустить момент, когда неизвестный почувствует нас и затаится.

С минуту мы, не дыша и неторопливо пятясь, вслушивались в тишину. Схватив за запястье русалку, я резко ступила в тень лестницы и потянула ее за собой. Не успев пискнуть, она прижалась к стене и замерла. Я сглотнула солоноватый ком, борясь с отвращением. Остановилась, стараясь не прислоняться к кровавому пятну на обоях, которое Лорелея не могла видеть. А еще через мгновение послышались тяжелые шаги. Неизвестный медленно спускался вниз, так же, как и мы, прислушиваясь к молчанию дома. Лорелея закрыла рот ладонью и зажмурилась, будто это могло спасти ее. Хрупкая и утонченная, она дрожала, определенно воспринимая происходящее немного иначе. Если я боялась оказаться замеченной раньше времени, то она была уверенна в том, что пострадает именно ее драгоценная шкурка. У Лорелеи был пунктик по поводу ценности своей незыблемой жизни и волшебного дара. Ей всегда мерещились преследователи, жаждущие заполучить кулон с шеи русалки.

Черные мужские ботинки на толстой тракторной подошве оказались перед моим лицом. Неизвестный остановился посреди лестницы, что-то почуяв, и шумно втянул воздух носом. Я рефлекторно крепче сжала руку Лорелеи, не решаясь моргнуть. Время загустело, секунды тянулись. Разглядывая ботинки и черные джинсы, я едва удержалась от того, чтобы смахнуть проступившую на лбу испарину. Горло сдавило от запаха гари, я почти ощущала ее на языке, а по коже бежали ледяные мурашки. Голова кружилась, но не от страха. Сущность неизвестного неожиданно оказалась настолько тяжелой и могущественной, что меня затошнило от бессилия. Я не могли ничего с собой поделать. Казалось, вот-вот потеряю сознание, и тьма, наконец, доберется до моего бездыханного тела. Она окружала и стягивала в тугое ледяное кольцо, немели ноги, и покалывало в кончиках пальцев рук. Воздуха не хватало, я начинала задыхаться, а дрожь русалки передавалась мне, ползла по спине. Кажется, я начинала бояться.

Шмыгнув носом и принюхавшись, незнакомец двинулся вниз. Его шаги оглушали, от них сотрясались ветхие стены. Я беззвучно вздрагивала от каждого звука, от каждого скрипа ступеней, боясь, что он сейчас заглянет за лестницу. Еще мгновение, и задохнулась бы. Но он прошел мимо, открыл дверь и исчез во мраке зала, оставив позади себя шлейф плавящей силы. Выпустив руку русалки, я шмыгнула за ним к выходу и осторожно выглянула. На пороге замер мужчина в темном одеянии. Дверь сама распахнулась перед ним, и вдруг он обратился в черный дым. Сотканный из мрака, несущий запах гари и смерти. И унесся прочь, растворился в ночи, словно капля, упавшая в колодец.

Я припала к стене. Чуть отдышавшись, развернулась и, не чувствуя ног, понеслась на второй этаж дома.

— Эшли! — дрогнувшим голосом позвала Лорелея, но я не слышала ее.

Оказавшись в тесном коридоре, распахнула первую попавшуюся дверь. Уборная. Окинув беглым взглядом, двинулась к следующей комнате. Там, где гремел неизвестный, должен был остаться характерный погром, так что уборная отпадает. Следующая дверь вела в спальню. Небольшая кровать и тумба, невзрачные, бледно-зеленые шторы на окнах, на стене над изголовьем — мрачная картина, изображающая морской шторм. Быстрым шагом я вошла в помещение и выдвинула ящик тумбы — потрепанный сборник стихов, очки, ворох старых газет. В нижнем отделении лежала аккуратная стопа постельного белья. И везде безупречная чистота, как в дешевом мотеле. В отличие от Саммер, Калеб не отличался достатком или его не интересовали деньги. Более, чем скромная обстановка, но имелось все необходимое для жизни. Или существования — кому как.

Напротив спальни располагалась кухня. Круглый столик, табурет, холодильник, в котором кроме двух банок рыбных консервов да бутылки молока я ничего не обнаружила, полка с посудой, колонка для продуктов и старая плита. Бэлморт и здесь побывал: на полу рассыпана крупа, валялись пластиковые банки и крышки от кастрюль.

Следующая дверь и последняя на этаже вела в рабочий кабинет, а если быть точной — в библиотеку. Шкафы до потолка с рядами плотно стоящих книг, двуместный диван, потертый палас, торшер и журнальный столик. И именно здесь царил искомый кавардак. Книги разбросаны по полу, будто их скидывали небрежно, в порыве ярости. Никакой четкой схемы. Я бы поняла, сбрось он все синие книги или, например, самые толстые, но нет. Они были абсолютно разные. Присев на корточки, я подняла толстый том в красном кожаном переплете и пролистала. Шелест бумаги вызвал болезненный жар в груди. Его касался бэлморт, бегло перебирал страницы. У меня голова закружилась, сердце взволнованно ёкнуло. Тьма была близко, слишком близко, я чувствовала холод в кончиках пальцев. Поднявшись, осмотрела внимательно книжные полки. Если повезет, то я увижу то, что не увидел бэлморт.

Сначала все книги казались на одно лицо, ничего примечательного. От современных до старинных, и даже рукописных. Ровные ряды пестрых обложек, некоторые из них были вырваны из привычного мирка и брошены на пол бесчувственной рукой, и теперь раскрытые, беззащитные лежали на старом паласе. Пройдясь мимо шкафов, я внимательно изучила каждый корешок, каждую обложку, не прикасаясь, одними лишь глазами. Прислушиваясь к ощущениям. И, наконец, остановилась перед неприметной книгой в сером переплете.

Она ничем не отличалась от своих сестер, разодетых в пух и прах, разве что кровавый отпечаток человеческой ладони делал ее особенной…. Я протянула руку и осторожно взяла книгу с полки. Сборник сказок. Открыв, коснулась титульного листа, на котором красивым печатным шрифтом было выведено заглавие, но внимание привлекла надпись на внутренней стороне обложки: «Центральная Библиотека. Ячейка № 657». Прерывисто вздохнув, я пролистнула страницы, но ничего не нашла. Разочарованно закрыв книгу, поднялась на цыпочки, чтобы поставить на место, но она выскользнула из рук и упала на пол, раскрывшись в полете. Я только ахнула и посмотрела вниз — из книги выпал белый лист бумаги. Похоже, он был спрятан среди страниц. Быстро опустившись, я взяла его и развернула. Еще не осознав, но, уже прочитав, смотрела на два коротких слова, выведенных каллиграфическим почерком: «Саммер Джоунс».

Меня забило мелкой дрожью. Спрятав записку в карман плаща, я бросилась вниз к Лорелее. Буквально сбежав по лестнице, остановилась на последней ступени перед белой от страха русалкой. Часто дыша, я смотрела ей в глаза и не видела.