За два дня до наступления я привез на конной повозке раненых. Поехал я за двумя, а пока добрался, их оказалось уже пять, так что убитых я даже не мог привезти. Было уже далеко за полночь, когда я сдал раненых на перевязочный пункт и возвратился к своим. В это время началась очередная бомбежка деревни.
Высоко в небе, медленно опускаясь на парашютах, ослепительно горели осветительные ракеты. Слышался гул самолетов, рвались бомбы, лаяли зенитки, расписывая ночное небо своими яркими трассами. Вся эта катавасия стихла только к утру.
В полдень я получил приказ доставить одного тяжело раненного солдата в полевой госпиталь, расположенный в пятнадцати — двадцати километрах от КП дивизии. Солдат ночью получил ранение осколком мины в бок с переломом нескольких ребер и нуждался в срочной операции. К сожалению, в венгерской армии, брошенной Хорти на фронт для «быстрого захвата» Советского Союза, самым быстрым средством транспорта считалась конная повозка.
Ездовой запряг лошадь, мы набросали на дно повозки соломы и, уложив на нее раненого, отправились в госпиталь. Никто из нас там еще не бывал, дороги туда мы не знали, но все же надеялись не заблудиться. Ехали по проселочной дороге, бежавшей через бескрайнюю равнину. При каждом наезде колеса на камень раненый громко стонал, поэтому ехать быстрее мы не могли. Начало уже темнеть, когда мы достигли наконец цели. Это было большое, на сто — сто пятьдесят дворов, село, дома которого стояли вдоль широкой, намного шире, чем проспект Ракоци в Будапеште, улицы. По обеим сторонам дороги между домами было много свободного, заросшего травой пространства.
Еще при въезде в деревню мы заметили что-то темное, вытянувшееся вдоль ее главной улицы. Подъехав ближе, мы увидели немецкие танки. На их бортах четко выделялись белые кресты. Люки всех машин, за исключением первой, были наглухо закрыты. Возле командирского танка стояли три офицера и о чем-то тихо переговаривались. Кроме них, нигде не было видно ни одного человека. Офицеры бросили недовольный взгляд на нашу громыхавшую повозку, которая медленно продвигалась мимо молчаливых бронированных чудовищ.
«Вот они, полубоги нашего ротного», — горько подумал я. Пожалуй, никогда прежде не чувствовал я так остро позорной роли венгерской армии, выступавшей на стороне гитлеровской Германии.
Обратно в дивизию я вернулся поздно ночью. На другой день возбуждение из-за подготовки к наступлению достигло высшей точки. О наступлении никто не говорил, хотя все знали, что оно вот-вот начнется. Солдаты только шепотом или одними глазами спрашивали друг у друга: «Ну что, когда?»
Ждать ответа пришлось недолго.
В два часа пятнадцать минут 28 июня 1942 года на венгерском участке фронта началась артиллерийская подготовка. От взрывов снарядов и мин край неба сделался багровым. На рассвете справа от нас, над гитлеровским участком, появились бомбардировщики, которые летели в сторону советских позиций. Достигнув цели, они со страшным воем, словно ястребы, в пикирующем полете сбрасывали свой смертоносный груз. Как только одна машина круто взмывала вверх, вторая входила в пике. Мы знали, что там, где передний край обрабатывается самолетами, немцы и будут наступать. Перед венгерским участком обороны авиационной подготовки не проводилось.
Точно в три часа утра артиллерия смолкла, и в наступление пошла пехота. Страшной была внезапно наступившая тишина. Лучи восходящего солнца осветили горизонт, в воздухе носились стаи птиц, искавших убежища и покоя.
Саперы двигались в первом эшелоне.
Проходы в проволочных и минных заграждениях мы проделали еще ночью. Большую часть советских минных полей разрушила гитлеровская артиллерия.
Вскоре мы уже были на советских позициях, но, к нашему огромному удивлению, не встретили там ни солдат, ни оружия. Пустыми стояли окопы. На траве блестела утренняя роса, не тронутая ногой человека. Куда же девались советские солдаты? Выходит, вся артиллерийская подготовка велась по пустым окопам? Спотыкаясь, мы брели вперед. Солнце уже поднялось над горизонтом и светило нам в глаза. Становилось жарко. Хорошо было бы остановиться и отдохнуть на нежной душистой травке.
И тогда откуда-то издалека вдруг послышался странный нарастающий гул. Не успел я поднять голову, как вокруг нас начали рваться снаряды. Била тяжелая артиллерия! Мощная советская артиллерия!
Куда ни посмотришь, всюду дыбится земля — впереди, с боков и за нашей спиной. Продвигавшаяся впереди пехота сразу же залегла. Вот и удалось полежать и отдохнуть на травке! Многие остались там лежать навеки.
Огонь все усиливался. Офицеры бегали взад-вперед, а в частях царила полная неразбериха. Со всех сторон доносились стоны раненых. Я переползал от одного к другому, и вскоре у меня кончились бинты.
Как долго продолжался этот ужас, не могу сказать.
— Назад, в окопы! — передавался из уст в уста приказ, но никто не знал, от кого он исходит. Мы повернули обратно на прежние позиции, но попасть туда можно было, только преодолев участок местности, на котором поставила заградительный огонь советская артиллерия. Это был настоящий ад.
Каждый думал только о себе, лелея единственную надежду — как можно скорее добежать до спасительных окопов, чтобы спрятаться от адского огня русской артиллерии. Наконец мы достигли цели, но многих недосчитались.
«Может быть, еще придут! — мысленно успокаивали мы сами себя, с огромным облегчением растянувшись на дне окопа. — Слава богу, пронесло! Но что будет дальше?»