Майра: Роль родительской «стойкости»

Пятиклассница Майра хорошо училась, но некоторые ее поступки сильно беспокоили ее маму, Натали. Майра постоянно кусала ногти и нижнюю губу. Со временем на губе появилась открытая, незаживающая рана. Педиатр счел, что поведение девочки обусловлено стрессом, и предложил семейную терапию.

На первый взгляд Майре жилось вполне комфортно. Хотя ее родители были разведены, оба принимали активное участие в ее жизни. Натали читала книги по воспитанию детей и старалась каждый день проводить время с дочкой. Она искренне радовалась, когда у Майры выдавался хороший день, но чувствовала себя опустошенной, когда Майре приходилось нелегко. Как бы она ни старалась скрыть свою реакцию, она постоянно беспокоилась о девочке.

Встретившись с Натали, чтобы обсудить план помощи Майре, я первым делом спросила, как у нее дела. Запинаясь и чуть не плача, она сказала мне, что, будучи матерью-одиночкой, вынуждена одна нести тяжкое бремя заботы о дочери.

Прежде всего я должна сказать несколько слов о моей личной реакции при встрече с Натали. Я сама мама, а потому целиком и полностью разделяла ее переживания. Ее история побудила меня занять сострадательную позицию, основанную на моих собственных индивидуальных особенностях. И хотя я не делилась с ней личной информацией, я, как и она, чувствовала негласную эмоциональную связь в том, что касалось огромной ответственности родителя. В процессе терапевтического использования своего «Я» я позволила своим чувствам направлять мои взаимодействия с ней. Я знала, что в этот момент мое эмоциональное присутствие – иными словами, то, что я решала говорить или не говорить – было особенно важно.

Благодаря этой связи я смогла помочь Натали осознать, что она делает не так. В течение следующих нескольких недель – в атмосфере согласия, а не осуждения – мы говорили о том, как дети воспринимают заботу своих родителей и их беспокойства.

Я подтвердила мнение Натали, что в одиночку воспитывать ребенка невероятно трудно и что всегда относиться к его поведению с добротой и терпением едва ли возможно. Я заверила ее, что это и не обязательно – мы все люди, а значит, нам свойственны наши собственные реакции. Затем мы обсудили, как важно быть внимательным и милосердным к самому себе. Доверительные взаимоотношения, установившиеся между нами, позволили предположить, что Майра, вероятно, чувствовала беспокойство своей матери. Другими словами, мать и дочь непреднамеренно усиливали тревогу друг друга.

Этот вывод подтверждается исследованиями. Оказывается, соруминация (склонность постоянно обсуждать свои проблемы с другими и зацикливаться на связанных с ними негативных чувствах) действительно может усилить тревогу, особенно у девочек[117]. Способ выразить свою любовь к дочери, который выбрала Натали, а также стресс, который она испытывала в силу сложившихся семейных обстоятельств, очевидно, не только заставляли их обеих чувствовать себя менее защищенными, но и подрывали их взаимную связь. Вместо того чтобы помогать друг другу успокоиться, они невольно усиливали тревогу друг друга, что пагубно сказывалось на их отношениях и чувстве безопасности. Мы обсудили способы развития эмоциональной устойчивости, а также поговорили о том, почему большая психологическая «стойкость» мамы должна положительно отразиться и на состоянии дочери.

Как только Натали осознала проблему – что ее собственный эмоциональный тон, уровень стресса и подход препятствуют эмоциональной сорегуляции, – она модифицировала свою тактику. Я порекомендовала несколько бесплатных программ по снижению стресса в местном университете, и Натали записалась в группу поддержки родителей, основанную на практике осознанности.

Изучая себя, Натали поняла: лучшее, что она может сделать для своей дочери, – это сначала обратить внимание на свой собственный социально-эмоциональный дом, развить большую психологическую устойчивость и меньше беспокоиться по пустякам. Со временем ее отношения с Майрой наладились. Когда Майра начала открыто говорить с мамой о своих тревогах и страхах, она стала реже кусать губы и ногти. В конце концов, это поведение исчезло совсем.

Хотя нет ничего плохого в том, чтобы говорить о трудностях, зачастую мы делаем это слишком рано. Если ребенок еще недостаточно овладел высшими процессами социально-эмоционального развития, не способен усваивать и применять «нисходящие» советы, то обсуждение проблем, вероятно, не принесет особой пользы. Другими словами, решения «сверху вниз», предложенные преждевременно, будут неэффективны, поскольку ребенок функционирует исключительно «снизу вверх». В таких случаях разговоры не только не помогают, но и могут усугубить ситуацию. Как мы убедились на примере Натали и Майры, размышления и зацикливание на стрессорах нередко усиливают стресс, который переживает ребенок. Прежде чем мы попытаемся решить проблему с помощью наставлений или наказаний, необходимо проанализировать наши собственные чувства и мотивы, после чего задать себе следующий вопрос: «То, что я собираюсь сказать, улучшит или ухудшит самочувствие ребенка?»

Как мы уже неоднократно видели, ключом к оказанию помощи детям, испытывающим поведенческие проблемы, является прежде всего обеспечение чувства безопасности, создание надежной платформы для дальнейшего роста и развития большей толерантности к стрессу. Именно это в конечном счете помогло Матео – мальчику, с которым мы познакомились в начале главы. Как вы помните, за «плохое» поведение его отправили в «успокоительную комнату», хотя это поведение в действительности представляло собой реакцию на стресс. Последний был вызван планом коррекции, предполагающим снижение, а не усиление сигналов социальной безопасности.

Что должны были сделать взрослые, которые работали с Матео? В первую очередь – обращать пристальное внимание на его поведение, а не игнорировать его. Когда Матео начинал двигаться определенным образом или бросал взгляд в сторону помощницы, он вовсе не пытался тем самым увильнуть от работы или привлечь к себе внимание. Он давал понять, что нуждается в ободрении и поддержке. Осознав свою ошибку, помощница стала внимательно следить за его поведением и, при необходимости, придвигалась ближе, а не отодвигалась дальше.

Как оказалось, этот подход импонировал помощнице гораздо больше. Будучи от природы чуткой и заботливой женщиной, наделенной даром находить общий язык с любым ребенком, она всегда была недовольна индивидуальным учебным планом Матео, который требовал игнорировать его поведение.

Со временем, благодаря ее стараниям и поддержке, мальчик стал чувствовать себя в большей безопасности, развил толерантность к управляемым дозам стресса и начал активнее участвовать в работе класса.

Когда окружающие взрослые сосредоточились на эмоциональной сорегуляции, Матео стал более доверчивым. Чувствуя постоянную эмоциональную поддержку, он начал больше общаться, сначала с помощью жестов, затем с помощью знаков и, наконец, с помощью планшетного компьютера.

Полезные приемы, предложенные специалистами, которые с ним работали, – разбиение задач на более мелкие шаги, прогнозирование и разработка последовательности действий, использование графического расписания и многое другое – все это оказало синергический эффект, как только мальчик вступил в совершенно новый мир научения и социальной активности.

Знание эволюции человеческого мозга помогает нам понять, что в основе всякого лечения лежит признание любящей и доверчивой природы человека[118]. Эту нашу особенность, возможно, нелегко уловить с точки зрения научных «доказательств», но она занимает центральное место в психическом и физическом здоровье.

Признав и интегрировав эту истину в наши системы обслуживания, мы поможем многим детям успешно развиваться и общаться. Понятие нейроцепции, которое до сих пор не интегрировано в область психического здоровья, образование, социальную работу и систему уголовного права, способно в корне изменить наш взгляд на коррекцию проблемного поведения.