Миртон плыл рядом с корпусом корабля, пристегиваясь очередными фрагментами троса, словно терпеливый альпинист, и впервые жалея, что размеры «Ленточки» столь велики. Он решил воспользоваться одним из ближайших служебных люков, поддерживая постоянный контакт с наблюдавшей за его прогулкой Эрин Хакль, но ему предстояло пройти не по плоской поверхности, а по корпусу, усеянному трубчатыми витками глубинного привода, дисками генератора магнитного поля и болтами антигравитонов. За его спиной и по бокам, совсем близко, разыгрывалась немая канонада красок, дрожащих молниеподобных нитей и сталкивающихся друг с другом бесформенных глыб угля, железа, никеля и пироксена.
Настоящий ад.
– Хакль, данные, – сказал он в спрятанный в шлеме скафандра микрофон.
– Еще десять метров, – послушно, но холодно ответила она, наверняка все еще помня об испытанном ею в кают-компании унижении. – Все время прямо.
– Хорошо, – впереди уже виднелась линия разрыва. – Сейчас дойду.
Он двинулся быстрее, время от времени выстреливая очередной фрагмент троса и помогая себе реактивными соплами с газом. Разрыв, похоже, проходил через большую часть нижней палубы, по правому борту, захватывая среднюю палубу. Добравшись туда за полминуты, Миртон замер, глядя на чудовищные разрушения.
Теперь он уже знал – им не прыгнуть. Теоретически можно было совершить прыжок даже при серьезном повреждении внешних частей привода, но «Ленточку» в буквальном смысле распахало.
Опутанные трубами фрагменты глубинного привода были разворочены, в дыру виднелась часть открытого грузового отсека, в котором, насколько он помнил, хранились несчастные белковые лишайники. Антигравитоны трещали разрядами так, что к ним страшно было подойти. И виной тому был вовсе не тот наемник – да, он попал в корабль, но остальное довершил прыжок.
Дело обстояло весьма скверно.
Месье мог что-то склепать на скорую руку, и кто знает, может, даже при включенном магнитном поле они сумели бы набрать скорость выше половины световой. Но прыгнуть они не смогут, а если даже и смогут, то не выйдут из Глубины. «Это конец, – понял Миртон. – Теперь без верфей не обойтись».
– Я возвращаюсь, Хакль, – сказал он в микрофон, стараясь, чтобы голос его не выдал. – Вызови доктора Гарпаго и Хаба на нижнюю палубу. Буду их там ждать.
– Принято.
– Конец связи.
Доктор Гарпаго Джонс узнал о вызове в соединенном с его кабинетом туалете. Он нервно вскочил, тихо ругая дефективную биологию человеческого организма, и помчался в душевую, где сполоснул руки и лицо, глядя на себя в зеркало. Вид у него был такой, словно сейчас с ним случится сердечный приступ. Открыв шкафчик, он на долю секунды с тоской задержал взгляд на стоявшей на полке бутылочке с когнитиком.
«Дурные новости, – подумал он. – Дурные новости. Дурные, дурные, дурные!»
Мысленно вздохнув, он закрыл шкафчик и еще раз взглянул на себя – старое, изрытое морщинами лицо, аккуратно подстриженные седые волосы с остатками черных нитей, безупречный, как всегда, комбинезон. Гарпаго машинально провел рукой по ткани в поисках невидимых пылинок. «Только это мне и осталось – чувство собственного достоинства. Что бы это ни значило», – констатировал он, направляясь к выходу в коридор средней палубы.
«Мне нельзя сдаваться, – убеждал он себя, стараясь, чтобы шаги его звучали сильно и решительно, хотя и чувствовал, что они скорее напоминают топотание больной птицы. – Капитан все еще жив. Все еще есть шанс. Я не могу сдаться. Все будет хорошо. Но Прихожая… ведь он же знает, кто там будет! Весь напастный Рукав им заражен… Нет-нет… это наверняка просто остановка… всего лишь остановка перед следующим прыжком».
В голове его сменяли друг друга успокаивающие мысли, прерываемые негромким карканьем приближающейся беды. «Я стар и немощен, – жалел он самого себя. – Да пошло оно все к Напасти!» Словно наперекор собственному бессилию, он отважно подошел к лестнице и съехал вниз, словно средневековый пожарный доимперских времен, больно ударившись пяткой. От боли и едва сдерживаемого страха у него вырвался невольный стон.
И еще ко всему этот механик! Что будет, если он не выживет? «АмбуМед» постоянно показывал сотрясение мозга. Неужели гематома? Операция, прерванная стазисом и глубинным прыжком! Мозг – не суп, чтобы размешивать его как попало. А этот человек – возможно, единственное их спасение!
«Не важно, не важно, не сейчас. Как бы самому не сдохнуть…»