Он уже видел Миртона – кажется, это был Миртон, – стоящего в коридоре нижней палубы, прямо возле дверей одного из трюмов. Доктор Гарпаго Джонс ускорил шаг, стараясь не ковылять, но это было не так-то просто. И этот скользкий компьютерщик с лысой башкой… он тоже был там, бесцеремонно куря свою дрянь. Почему капитан не…
«Потом, потом, – обругал он себя. – Не сейчас. Я так с ума сойду».
– Доктор Гарпаго, – приветствовал его Грюнвальд.
– Здравствуйте, капитан.
– Пойдемте, – Миртон повернулся к гидравлической двери и, не став вводить код, разблокировал ее с помощью генодатчика. – Нужно взглянуть, насколько ценна наша добыча.
Дверь издала некое подобие тихого вздоха и ушла вверх. Какое-то мгновение они видели лишь царившую в трюме темноту, озарившуюся затем быстро зажигающимися лампочками. Часть из них тихо потрескивала – видимо, даже эта часть корабля пострадала, приняв на себя энергетический удар от разрушения правого борта прыгуна.
– Вот оно… – спокойно произнес Хаб Тански, показывая на лежащий на полу белый гроб. Доктор Гарпаго кивнул, ожидая действий капитана. Грюнвальд быстро шагнул вперед и присел рядом с выглядевшим уже вполне материальным грузом, из которого испарились остатки призрачной структуры.
– Именно на это пришла посмотреть Вайз? – уточнил Джонс. Миртон кивнул, глядя на выгравированные на белой поверхности непонятные символы. – Что там?
– Сейчас увидим, – ответил капитан, дотрагиваясь до бока контейнера. – Тански? Есть мысли?
– Похоже на человека, – заметил Хаб, освещая стекло в верхней части гроба, которое кто-то протер рукой. – Может, анабиозная камера? Черты лица не разобрать, но я рискнул бы утверждать, что…
Что-то щелкнуло. Все машинально попятились.
– Господин капитан, – простонал Джонс, но было уже поздно. Контейнер открывался, пробуждаясь к жизни. В нем зажглись лампочки, и изнутри пошел холодный туманный пар, похожий на спецэффект какого-то старого плоскофильма. Тански закашлялся, разгоняя ладонью быстро оседающую ледяную мглу.
– Человек, – прошептал Миртон. – Молодой мужчина, двадцать с чем-то лазурных лет.
– Нет, – возразил Хаб, склоняясь над лежащим и доставая пластинку своего персоналя. – Это Машина.
– Как…
– Минуту… тут видно довольно много символов машинного языка.
– Где?
– Везде вокруг этой, за неимением другого названия, «постели». Соответствующая символика наверняка есть и на самом теле, но я пока ее не вижу.
– Не может быть, – прошептал Гарпаго. – Он выглядит совсем как человек!
– Нет, – снова возразил склонившийся над телом Хаб. – Вовсе нет. Это старая ошибка Машин. Он слишком… как бы это сказать? Слишком красив. Побочный эффект создания полностью пропорционального экземпляра при идеальной состыковке каждого генетического элемента. Это идеал, к которому стремится природа. Такого не добиться даже посредством генотрансформации. Перед нами настоящий мистер Вселенная, господа.