Хаб отошел от двери. Окутанное неоникотином сердце тяжело стучало, но персональ уже работал, вбрасывая в кровь кислород с эндорфинами и профилактически отслеживая состояние внезапно набухших вен.
«Не хватало мне еще средневекового инфаркта или инсульта, – подумал он. – И все из-за кого? Из-за какого-то надменного… Ладно, – решил он. – Ладно. Главное – спокойствие. Груз может подождать. Поток – вот что важнее всего. – Тански затянулся дымом, позволяя канцерогенному туману наполнить легкие. – Скачиваем данные, анализируем. Только и всего. Спокойно. Спокойно».
Медленно, не спеша, Хаб направился в сторону Сердца.
Пинслип Вайз ощущала холод. Сразу после выхода из стазиса она его не замечала – тогда у нее хватало других дел. Но, передав серию координат Эрин, она вдруг обнаружила, что руки ее покрылись гусиной кожей. Она не обращала на это внимания до тех пор, пока «Ленточка» не оказалась в глазу того адского циклона, где кораблю уже ничто не угрожало.
Пустая область была не очень велика, но спокойна – сложные траектории многих движущихся тел, остовы погибших кораблей и сверкающие разрядами облака пыли и газа обходили эти места стороной вследствие накладывающихся друг на друга гравитационных взаимодействий. Пин знала, что подобные спокойные точки соединены между собой замысловатой путаницей перекрещивающихся полетных коридоров, и теоретически можно было добраться с их помощью до границ системы, отмеченных локационными буями. Но даже тогда это было непросто – Вселенная, отдельные солнечные системы и вращающиеся внутри них небесные тела, как и вся Выжженная Галактика, пребывали в постоянном движении.
«Займись делом, Вайз, – решила она. – Так будет лучше всего».
Но у нее никак не получалось. Воспоминание о том, что она видела в грузовом люке, возвращалось к ней словно бумеранг. Она помнила, как протерла ладонью покрытое серебристой пылью стекло, как коснулась мерцающей материи «призрака», а потом…
«Может, я ошиблась? Слишком переволновалась из-за того, что сказал тогда Арсид? Что-то во мне переклинило, и все. Остальное – просто нервы и следствие того, что я не приняла нейродопаминел. Я собиралась его принять, но на что-то отвлеклась. Сейчас приму его, и все закончится».
Но она знала, что на самом деле ничего не закончится. Все отчетливее ощущая холод, она краем глаза замечала тонкие морозные нити, тянувшиеся по полу и оседавшие на частях оборудования. И все это лишь усилилось, когда они только приблизились к тому «призраку».
Что есть Глубина? Никто точно этого не знал. Лишь Машины могли преодолеть ее в сознании, но они все равно были не в состоянии логично ответить на вопрос, что они там видели. Во время полета не работал ни один регистратор – корабль был словно мертв, заморожен в небытии. «Ленточка» помнила Глубину. Пин, как и каждый член команды, имела доступ к регистрационным данным корабля. «Черная лента», прыгун, затерявшийся на много лет в Глубине, корабль-призрак. Хотя именно ей как раз ничего не нужно было проверять в реестре – она знала об этом с первого дня. «Это не Арсид, хотя я и считала, будто это снова он со своими штучками, – подумала она. – Это заражение Глубиной. Одержимость ею. И никто вовсе не говорил, что эта одержимость из прошлого – она вполне может быть и из будущего. Глубина не знает понятия времени. Как иначе был бы возможен прыжок быстрее скорости света?
Этот прыгун до сих пор мертв. Он – «призрак», которым ему лишь предстоит стать. И я это вижу. Вижу отблеск Глубины».
Выслушав Миртона, Пинслип, словно автомат, вернулась к навигационной консоли, до этого зайдя к себе в каюту и приняв порцию разноцветных таблеток. Она приступила к расчетам, ни на кого не глядя и ни с кем не разговаривая. Ее окружал холод, и у нее было странное ощущение, что он останется навсегда.
По крайней мере, пока они не избавятся от того, что лежало в трюме.
Имелось несколько способов проверить состояние корабля, не выходя наружу. Увы, сейчас их всех оказывалось недостаточно.
Первый способ заключался в обычном сканировании, проведенном кастрированным искином. Этим, естественно, мог заняться Хаб Тански с уровня Сердца. Вторым способом был импринт – Грюнвальд сразу же им воспользовался, но почти тотчас же прервал контакт. У него болел весь бок, и до того сильно, что он мог точно представить себе разрыв корпуса. Пока все не выяснится, он больше не собирался прибегать к помощи импринта без обезболивающих средств.
Третий способ применил сам искин, запустив «домового» – небольшую парящую вокруг корабля камеру, являвшуюся частью стандартного оборудования прыгуна. Таких камер у них было несколько, но, хотя «домовые» могли приблизиться к поврежденному месту, влететь в разрыв они были не в состоянии – вернее, теоретически это было возможно, но возникали сложности с их управлением из-за электрических разрядов на поврежденных энергетических трубах.
Четвертый способ предполагал использование закрепленных на корпусе внешних камер, но, по несчастливой случайности, часть их оказалась уничтожена. С точки зрения механика, наиболее действенным являлся пятый способ – воспользоваться эмиттерами частиц, которые могли бомбардировать корпус нанитами, передававшими данные о повреждениях искину. К сожалению, таким образом можно было определить лишь топографию и глубину разрыва. Некоторые корабли Альянса якобы обладали возможностью ремонта с помощью нанитов, но забытая технология Старой Империи все еще считалась ненадежной диковинкой. Мир наверняка стал бы лучше, если бы можно было «напечатать» соответствующий фрагмент оборудования с помощью нанитов, однако наниты были достаточно рискованной технологией. Человечество помнило о нанитовом вирусе, распространенном Машинами на первом этапе сражений. Ущерб оказался настолько велик, что между нанитами и Машинами, по сути, не делалось особой разницы.
Оставался шестой способ – выход наружу, а делать это у Грюнвальда особого желания не было. На борту своего прыгуна он был как у себя дома, но за его пределами оказывался в пустоте, один на один с ревущей громадой Вселенной. Вне корабля он был смертен.
Скафандр для выхода в космос не имел ничего общего с многофункциональным, обвешанным инструментами скафандром механика. Миртон, может, и хотел приободрить команду, но вовсе не был уверен, что ему удастся хоть что-то починить. В боку все еще отдавались воспоминания о сильной боли – импринт не лгал. Их ждали верфи. Главное – чтобы они смогли прыгнуть и оказаться в Прихожей Куртизанки, а потом в цивилизованных системах Рукава Персея, которые с радостью заплатят любую цену за доисторическую технологию Машин.
«Кто знает, – утешал он себя. – Может, удастся окупить и корабль?» Напасть, может, он даже купит себе полноценный фрегат… а может, и нечто большее. Сколько может стоить их добыча? И успеют ли они ее продать, прежде чем их поджарят?