- Северус... почему?!
- Потому что я умер, тупица, - сообщает Снейп, складывая губы в презрительную тонкую нить, и просит кого-то: - Скажите ему, наконец, правду. Пусть оставит мертвецов в покое.
- Умер, умер, конечно, умер, - Дамблдор улыбается, кладёт Снейпу на плечо почерневшую кисть, будто успокаивая, поглаживает, осыпает мантию хлопьями истлевшей плоти. - Вот твоя правда. Повелитель.
Они вдвоём отвешивают шутовской поклон, озорно переглядываются и смеются, нет, не смеются, их распяленные рты исторгают хохот, меня оглушает, сгибает пополам, не даёт дышать, хриплю, падаю лицом прямо в огромный чёрный камень, он скалится навстречу трещиной.
Вскакиваю, натыкаюсь на собственную кровать. Вылетаю в коридор, четырнадцать шагов укладываются в три, больно бьюсь плечом в дверь, заперто, конечно же, и внезапно меня словно выключают.
Оседаю на пол, сижу под его дверью, пытаюсь дышать - потный, босой и в пижаме.
Хорошо, что ночь, как сказал безумный завхоз из кошмара. Хорошо, что ночь, и никто не видит, какой ты идиот, Поттер.
Очки остались в спальне, пижамная куртка липнет к спине. Мерзко. Назад доползаю, по ощущениям, к утру.
А ещё только три. Ложиться снова не решаюсь. Курить и камин - наше всё.
За завтраком поглядываю на Снейпа, словно хочу убедиться, что он таки жив.
А Гермиона совершенно не жалеет сов. «Гарри, ты злишься на меня? Хоть пару слов напиши, пожалуйста»
Записка едет в рукаве мантии в мою комнату и там покорно отдаётся Инсендио, а пепел становится добычей Эванеско. Не знаю, зачем мне это, если я не злюсь, но вид горящей бумаги приносит короткое удовольствие. Надо ответить, а то подруга примчится проверять, жив ли я ещё.
Школьная сова уносит затребованную пару слов, ровных, гладких, призванных успокоить совесть, а меня весь день передёргивает отголосками ночного кошмара, особенно когда Снейп ко мне обращается. Хотя он почти не говорит со мной, а те ласки, которые раньше доставались мне среди дня до обидного редко - рука на моём плече, быстрый бег тёплых пальцев по щеке - теперь исчезли вовсе, он даже не подходит близко. Теперь я ему за это благодарен, не знаю, что делал бы, если бы он подошёл.
Нет, он, конечно же, не станет.
Он ведь давал понять, что всё может быть как прежде - заварить для вас чаю, Поттер? На большее глупо рассчитывать, он и этот шаг навстречу делал как умеет, пересилив себя, а я не принял жертвы. Больше Снейп такого не допустит.
Как хочется попросить Обливэйт, кто бы знал...
И ночи... Хвала Мерлину, оживший портрет Снейпа мне больше не снится. Зато снится сам Снейп, я всё ещё могу обнимать его там, и потом просыпаюсь и долго цепляюсь зубами за край подушки, чтобы не взвыть.
А когда всё-таки засыпаю, меня снова встречают коридоры Хогвартса. Бреду, зажав в правой руке Старшую палочку на манер скипетра, пальцы левой перебирают камень в кармане, а на плечах, конечно же, покоится мантия-невидимка. Наверное, объединившись с двумя другими Дарами, быть невидимкой она перестала, и люди, попадаясь навстречу, спешат уступить дорогу, склоняются низко-низко, бормочут:
- Повелитель...
Это так отвратительно, что хочется зашвырнуть палочку подальше, но она словно прилипла к пальцам, не стряхнёшь, а мантия врастает в кожу. Я понимаю - это навсегда, и, кажется, от этого со мной случается выброс там, во сне, и я просыпаюсь со сбившимся дыханием и мокрым лицом, ещё помня, как рушатся стены Хогвартса, как грохочет, смывая каменную крошку с развалин, дикая разъярённая вода.