— Да. Я с ним. И со всеми теми, кого обрекли пройти через ад. И буду бороться за то, чтобы права этих несчастных восстановили. За справедливый суд, а не забвение и рабство. Потому что я знаю, что это такое, когда ты не принадлежишь себе, когда тебя используют как вещь, а потом оставляют гнить в тюрьме, — Ливия говорит горячо, со страстью. В ее глазах появляется блеск.

— Прости, мне жаль, что тебе пришлось пройти через это из-за меня.

— Это был мой выбор, — Лив гордо вскидывает голову. — Но не случись этого, я никогда бы не смогла понять, каково быть отверженным.

— И что мне теперь делать со всем этим?

— Ну, у тебя три возможных хода событий. Первый. Ты делаешь вид, что ничего не слышал, и живешь дальше, как ни в чем не бывало. Второй. Ты сдаешь меня с потрохами, как ты это сделал со своим братом. И третий. Ты присоединяешься к нам, и мы втроем устраиваем революцию. Помнится, когда мы работали вместе, у нас были блестящие результаты и прекрасные идеи. Может, возобновим практику? — в словах Ливии звучит воодушевление.

— Ты предлагаешь мне послать в бездну то, что я защищал несколько веков, — напоминаю я. — Законы, правила, устои… Чтобы я нарушил клятву не поднимать оружия на существ своего вида, помимо преступников?

— Когда старое начинает загнивать, оно должно быть уничтожено, — наклонив голову вбок, говорит Ливия. — Пришло время менять правила.

— Я тебя разочарую, но моя совесть никогда не позволит встать на строну отверженных и пойти против закона.

— Потому что ты боишься стать одним из них? — взгляд Ливии холоден и жесток.

— Нет, потому что это идет в разрез с тем, во что я верю.

— Что плохого в том, чтобы ввести срок давности за преступление? Чтобы у отверженности был определенный отрезок времени или же он был заменен на заключение, а не вечность скитания, рабство и черт знает, что… Это не делает лучше, это ломает окончательно! — горячо говорит Ливия и в ее глазах появляется огонек азарта. Я слушаю ее, но мне кажется, что это не ее слова, а моего брата. — Мы хотим…

— Мы? — машинально переспрашиваю я, и Ливия отворачивается.

— Я имела в виду нашу организацию.

— А мне кажется, ты имела ввиду себя и Америго. У вас — общая борьба, цели, понимание. Что привело тебя ко мне? Ностальгия? — завожусь я.

— Ты все переворачиваешь с ног на голову! — пытается возразить Ливия, но я слишком взвинчен, чтобы думать.

— Все слишком очевидно. Ты защищаешь его, подставляешь ради него другого вампира, прониклась его идеями, даже на свои прежние принципы забила. Что это, если не любовь? — ревность буквально ослепляет меня. Воспаленное воображение рисует их в объятиях друг друга. Как целуются, строят планы. И от этого становится нестерпимо больно.

— Дурак, я защищала вас обоих! — срывается Ливия.

— Или же у тебя острая необходимость играть в благородство, которое никому не нужно! — слова сами срываются с губ прежде, чем я успеваю осознать всю их подлость. Реакция Ливии не заставляет себя ждать. Она награждает меня звонкой пощёчиной. Ее губы дрожат, в глазах плещется гнев.

— Убирайся! — распахивая дверь, требует Ливия — Сейчас же!

— Лив, послушай…