— Совсем чуть-чуть, — вздыхает Ада, вытаскивая из шкафчика початую бутылку. Вина в ней не больше, чем на один бокал.

— Пойдет, — улыбаюсь я. — И кто вы думали, станет опекуном девушки?

— Ну… — Ада мнется, — предполагалось, что это буду я. Не могу сказать, что я была бы счастлива взвалить на себя такую ответственность, но это было логично. Мы дружили.

— Я слышал, что вы с Еленой поссорились. Из-за чего?

— Она внезапно перестала доверять мне. Не знаю, с чем это было связано… Попросила держаться подальше от Айлин и ее дома. Оскорбила меня. До сих пор не пойму, в чем я перед ней провинилась, — кладя в заварной чайник ложку черного чая, сокрушается Ада. — Меня это очень сильно расстроило. Все эти три года я старалась заменить Айлин мать, которой у нее никогда не было… Елена видела это, одобряла — и такая реакция… Более чем странно, на мой взгляд.

— Какой она была в последние дни?

— Нервной, агрессивной. Могла выйти из себя по любому пустяку. Айлин боялась ее. Она и так часто поднимала на нее руку, но тогда… Все это сменялось припадком безумной любви и заботы, отчего девочка просто боялась возвращаться домой, — откровенничает Ада, доставая бокал для меня. Елена рукоприкладствовала? Бывшая возлюбленная с каждым днем открывается для меня с новой, неожиданной стороны.

— Тебе это знакомо? — вытаскиваю из кармана рисунок Саида и раскладываю его на столе. Ада подходит, склоняется над ним, несколько секунд рассматривает, потом поднимает голову и, прищурившись, смотрит на меня.

— Что все это значит, Зотикус? — строго спрашивает она. — Ты подозреваешь меня в убийстве Елены?

— Я всего лишь спросил, знакомо ли тебе это, — напоминаю я.

— Это моя заколка. Могу поспорить, Айлин ее уже опознала, — жестко отвечает учительница и выжидающе смотрит на меня. — Ты понимаешь, что обижаешь меня своими подозрениями?

— Свидетель видел это украшение рядом с телом Елены. Мне не хочется тебя подозревать, но я хочу знать, как и зачем оно туда попало, — спокойно произношу я. Напряжение учительницы спадает.

— Понятия не имею, — Ада выбегает из кухни и через минуту возвращается, неся в руках злосчастную заколку. — Как видишь, она все еще у меня. Так что вполне возможно, что твой свидетель просто врет.

— Кому-то выгодно оговорить тебя? — беря в руки заколку, спрашиваю я.

— Не знаю, — пожимает плечами Ада. — Мне кажется, что я слишком хорошая, чтобы иметь недоброжелателей, но, наверняка, они есть.

— Это очень дорогая вещица, — задумчиво говорю я. — Откуда она у тебя?

— Дорогая? — искреннее удивляется Ада. — Мне подарила ее Сабина. Мы поссорились с ней перед этим, она обвиняла меня в нелепых вещах… Этот подарок был шагом к примирению с ее стороны.

— Вот даже как… — делая глоток вина, задумчиво произношу я, вспоминая Сабину.

Ада и садится ко мне на колени. Обнимает за шею, целует в губы. Не остается ничего, кроме слепого вожделения. Оно опьяняет, подчиняет себе, делает слабым, пробуждая инстинкты. Хочется поддаться искушению, забыть обо всем на свете, нырнув в этот поток. Но учащенный стук ее сердца возвращает меня в реальность не хуже ведра с холодной водой. Даже если я не хочу ее крови, она все равно остается человеком. А значит, мне нужно держаться от нее подальше. Мягко отстраняюсь от нее.

— Можешь не прощать, но мне сейчас нужно уйти, — прижимаясь лбом к ее лбу, тихо говорю я. Ада едва заметно кивает и встает. Вижу, что она расстроена. Провожу рукой по ее волосам и поцеловав в макушку, покидаю ее квартиру.