— Потому что, если бы не любовь твоей женщины, ты бы сейчас был одним из нас. Стал бы частью нашей организации, шел бы бок о бок со мной к революции, — с тоской говорит Америго. — Ты счастливчик, знаешь об этом?

— Лив участвует в этом? Она на вашей стороне? — тревожусь я, вспоминая нашу последнюю встречу с ней.

— Думаю, примкнет к нам со дня на день. Ей нечего терять. Репутация подмочена, грозит опала и изгнание. И все из-за Тео! — в глазах брата вижу искорки гнева.

— Скорей уж из-за меня, — возражаю я. Америго театрально закатывает глаза.

— Я не стал жадничать и велел ввести Тео двойную дозу лекарства, — признается он. — Пусть помучается. Посмотрим, как он выкрутится из безвыходной ситуации.

— Все равно не согласен с твоими действиями. Это неправильно. Должны быть другие методы, — категорично заявляю я.

— А ты все такой же зануда и засранец, — вздыхает Америго. — Я наделся, что ты помудрее стал. Нет других вариантов, спустись, наконец, с розовых облаков. Война есть война. И выигрывает тот, кто безумней. Кто может рисковать, не боясь последствий, кому не жаль себя.

— Ты ведь не только об этом пришел поговорить? — спрашиваю я и бросаю взгляд на часы. Успеет ли он убраться отсюда до возвращения девочек с поминок?

— Разумеется, нет. И как ты догадываешься, вторая часть нашего разговора будет касаться Якуба, — тон Америго становится более деловым и жёстким. Но начать беседу мы не успеваем. Вижу, как по дорожке к дому идет Айлин. Мой собеседник тоже замечает ее. На его губах появляется усмешка. Он с жадностью пожирает взглядом ее хрупкую фигуру. Откидывает со лба темные пряди волос.

Замок тихо щелкает, дверь распахивается. В гостиную, неся с собой запах дождя и ветра, входит Айлин. Увидев Америго, застывает на месте. Лицо бледнеет, губы начинают дрожать. Она бросает взгляд на меня. В нем плещутся страх и отчаянье.

— Что этот выродок делает в нашем доме? — вскидывая подбородок, с вызовом спрашивает она. — Хочу, чтобы он убрался. Немедленно.

— Через пять минут его здесь не будет, — заверяю ее я.

— Сейчас! — наклонив голову вбок, требует она.

— Будет лучше, если ты пойдешь к себе, — сдерживая раздражение, предлагаю я.

— Полагаю, с твоими желаниями, леди, здесь никто не считается, — улыбается Америго.

Не раздеваясь, Айлин взбегает вверх по лестнице. Брат оборачивается, чтобы проводить ее взглядом.

— Ты не стер ей память, — с сожалением говорит он. — Раньше ты был милосердней.

— У тебя какое-то извращенное понятие о милосердии, — хмурюсь я. — Сперва натворить дел, вести себя, как последняя сволочь, потом заставить забыть — и смотрите; на самом деле я белый и пушистый. Ты уж определись, на чьей стороне ты играешь.

— Мне казалось, она значит для тебя больше, — с досадой замечает Америго.

— Чтобы она для меня ни значила, я опекун этой девочки и буду защищать ее интересы. Помнить о том, какая ты скотина, для нее в приоритете.