Проводить в последний путь ведьму из рода Савро приходит добрая половина города. В толпе собравшихся то и дело слышится, как эта прекрасная женщина спасла чьего-то родственника, друга или знакомого. Многие плачут. Внимательно наблюдаю за пришедшими. Ведь кто-то из них может быть ее убийцей. Во время нашей встречи она сказала, что была сильно удивлена тем, кто убил ее. А это значит, она хорошо знала этого человека и, скорее всего, была близка с ним. Перевожу взгляд на Айлин, что стоит рядом со мной. Она ни жива, ни мертва. Лицо бледное, осунувшееся. Губы дрожат. К ней подходят, выражают соболезнования, через силу говорит слова благодарности. Просят держаться, и она едва заметно кивает. Утром она таки согласилась разрешить осмотреть себя Дэшэну и тот нашёл ее состояние здоровья вполне удовлетворительным.

— Бабушка посвятила жизнь всем этим людям, — с горечью говорит Айлин, когда мы на минуту остаемся одни. — Бежала к ним по первому их зову, нянчилась с больными и прокаженными, как со своими детьми. Но когда дело доходило до меня, у нее никогда не было времени. Мы жили, словно соседи. Она всегда держала дистанцию. Мне даже казалось, что она меня ненавидит. Ни одного доброго слова — сплошные упреки и недовольства. Я была у нее единственной внучкой, но никогда не чувствовала ее любви.

— Айлин, сейчас не время для обид, — мягко говорю я, беря ее за руку. — Со временем ты сама поймешь, как много твоя бабушка сделала для тебя.

— Это даже не обида, скорее боль и одиночество, — освобождая пальцы из моей ладони, объясняет свои чувства Айлин. — Я ребенок, чьи родители трагически погибли в автомобильной катастрофе. Мне тогда была всего неделя. У меня никого, кроме нее, не было. Но я не ощущала себя нужной. Понимаешь? Мне хотелось помогать, участвовать в ее жизни, но все мои попытки грубо пресекались.

Вспоминаю, как она пыталась защитить меня от Америго, и мне становится ее жаль.

— Почему ты не попробуешь реализовать свою потребность нести пользу в волонтерстве? — спрашиваю я, хотя уже догадываюсь об ответе.

— Потому что даже больные дети, к которым никто и никогда не приходит, не хотели со мной играть, — с болью отвечает Айлин. — Я пробовала. Искала для себя смысл жизни, знаешь.

— Поэтому резала вены? — беру ее за запястье, разворачиваю к себе, рассматривая кривые шрамы.

— Отчасти. По всем параметрам, я не должна была выжить, но каким-то образом меня спасли, — голос Айлин звучит глухо. — Моя бабушка часто говорила, что такие, как я, не должны жить.

— И это ведь была не единственная попытка? — спрашиваю я, заранее зная ответ.

— Нет. Одна из трех, — честно отвечает Айлин. — И я не хочу, чтобы ты меня жалел.

К нам подбегает запыхавшаяся Ада. Пальто нараспашку, темный берет слегка съехал набок, на щеках яркий румянец. Девушка выглядит юной и трогательной, не могу отвести от нее глаз. Она подходит к Айлин, обнимает ее, целует в щеку.

— Прости, я опоздала, директриса завалила рабочими вопросами. Как ты, милая? — участливо спрашивает Ада свою ученицу.

— Жду, когда все это закончится и можно будет попрощаться с бабушкой по-настоящему, — отвечает Айлин.

— А где Сабина? — оглядываясь по сторонам, спрашивает Ада. — Почему в такой момент она не с тобой?

— У нее какие-то неприятности дома. Она уже настрочила мне сто штук сообщений, так что можно сказать, Саб все равно рядом, — с легкой грустью говорит Айлин. Ада понимающе кивает, подходит ко мне и берет под руку.

— Как ты себя чувствуешь? — понизив голос, спрашивает она.

— Все нормально.

— Точно? — сомневается Ада. — Я всю ночь провела, как на иголках, а потом из дома выходила, маскировалась, как последний шпион… очень переживала за тебя. Еле дождалась утра, чтобы позвонить Айлин и узнать, как ты.

— Этот тип тебя больше никогда не побеспокоит, — говорю я. Ада с недоверием смотрит на меня.