Полк Панкратова привычно и быстро принимал боевой порядок. Коноводы с лошадьми укрылись в лесу, а люди, пробиваясь сквозь снег, все шире растягивали цепь вдоль опушки. И вот уже ударили с дороги артиллеристы. Пулемет, поперхнувшись несколько раз, затараторил уверенно, деловито.
Павел Алексеевич мысленно одобрил четкие действия конников, а вслух сказал Панкратову:
— Не торопитесь, выясните силы неприятеля.
Полковника предупредил, а сам не удержался от азарта, от желания понаблюдать за противником. Появилось прямо-таки мальчишеское стремление увидеть фашистов, чуть не подстреливших его, самому в отместку пальнуть по ним.
Пошел с Михайловым через лес, проваливаясь кое-где до пояса. На опушке падали, стукаясь о стволы, ослабевшие на излете пули. Дальше, до бугорка, пришлось ползти, пробивая в снегу глубокий коридор. Было совсем светло, но Павел Алексеевич не боялся, что их заметят. Белые халаты маскировали надежно.
Бинокль словно придвинул деревню. Вот плетень, покосившиеся ворота. В третьем от околицы дворе кошка кралась вдоль стены. Это было единственное живое существо. Немцы так укрылись, будто их вовсе нет. Лишь по звукам Павел Алексеевич определил, что противник ведет огонь из четырех пулеметов. И все они выдвинуты сюда, к лесу. Северная окраина, видимо, не прикрыта. А поле там ровное, обдутое ветром. Снег не очень глубок…
На дорогу Белов вернулся с готовым решением. Панкратову — наступать, сковывая противника. 170-му кавполку из дивизии Глинского выделить эскадрон со взводом станковых пулеметов. Этому отряду незаметно обойти деревню Бабенки с севера.
— Кто поведет эскадрон?
— Я, товарищ генерал! — подъехал всадник с румяным лицом. Глаза дерзкие, насмешливые. — Лейтенант Кириченко!
— Вот что, лейтенант! — весело сказал Павел Алексеевич, сразу поверив в удачливость молодого комэска. — Действуй стремительно. Пулеметы — на случай, если ввяжешься в огневой бой. Только сперва посмотри: если снег позволяет, атакуй в конном строю.
Между тем к деревне подтянулся штаб корпуса. Люди расположились на продолговатой поляне. Под деревьями хлопотал возле походной кухни повар в белом колпаке. А комендант штаба стоял рядом, требуя топить так, чтобы не было дыма.
Греясь чаем, Белов прислушивался к стрельбе. Определил, когда бой достиг кульминации, сказал комиссару:
— Ну, теперь можно ехать.
— И я с тобой. А то очень уж настроение у тебя геройское. На засаду нарвался, в разведку полез… Ты же командир корпуса!
— А ты, значит, решил охладить пыл зарвавшегося генерала? — засмеялся Павел Алексеевич. — Это, конечно, Михайлов позаботился, проинформировал?
— Не понимаю, почему тебе так весело? — пожал плечами Щелаковский, — Помнишь случай с Барановым?
— С Виктором Кирилловичем? У него столько всяких случаев было!
— Когда он ехал ночью на машине и по ошибке попал в деревню, занятую фашистами? Глядь, возле дома часовой в немецкой форме. Генералу бы развернуться и назад… А он что?
— Выпрыгнул из машины, сгреб часового и на заднее сиденье его. Сам приехал и «языка» привез. Звонит мне радостный, думал, хвалить буду. А я ему выложил что следовало… Выговор пообещал.
— Почему? — улыбнулся Щелаковский.