Два десятка партизанских командиров собрались в штабе. Генерал попросил их прикрыть фланги и тыл кавалеристов. Для крупных отрядов наметил боевые участки, мелкие хотел подчинить крупным, однако те не пожелали… Пользу совещание принесло. Однако бомбежка насторожила. А что, если в партизанских отрядах были случайные люди? Или, может, вражеская агентура? Как говорится, век живи — век учись!

И вот — солнечное утро. Павел Алексеевич прочитал поступившие донесения и сел завтракать. Сидоренко со своим радистом — на другой стороне стола. С опозданием явился адъютант Михайлов. Возле стены лежала на кровати, укрывшись полушубком, больная хозяйка.

Тут опять позвонил Осликовский. Павел Алексеевич предложил ему приехать в Бели. Отсюда, на связном самолете, — в госпиталь. Осликовский начал объяснять что-то, и в это время загудели моторы. Сидоренко схватил бинокль, выскочил из дома, крикнул в незакрытую дверь:

— «Юнкерсы»! На нас пикируют!

Белов скомандовал:

— Все на пол, живо! Хозяйка — тоже!

Женщина вяло махнула рукой и осталась на кровати.

Вой бомб, раздирающий уши треск. Волна горячего воздуха хлестнула в избу. Вылетели все стекла, рухнула перегородка. Между бревнами появились в стенах широкие щели. Удушливый запах горелой взрывчатки разъедал горло.

Снова вой, удар, треск!

— Умираю! О-о-о! Умираю! — стонала хозяйка.

Павел Алексеевич подумал: «Со страха кричит».

Стало тише. Гул моторов вроде бы удалялся.

— В погреб! — приказал Белов и, захватив бекешу, бросился к двери. Первое, что увидел, — две огромные воронки, две черные дымящиеся ямы.

— Полковник убит! — крикнул радист. — Вот он, возле крыльца!

Павел Алексеевич словно споткнулся с разбега. Сидоренко лежал лицом вниз: вокруг головы быстро расползалось по снегу розовое пятно. Крупный осколок рассек полковнику череп.

Убитого перенесли в избу, где по-прежнему стонала хозяйка. Оказывается, осколки, влетевшие через окно, попали ей в бок. Через несколько минут она умерла.

Сверкал на улице снег. К полудню чуть пригрело солнце. С передовой поступали донесения о боях. А Сидоренко лежал в наскоро сколоченном гробу, отрешенный от всех забот и надежд. Павел Алексеевич решил отправить тело погибшего в Мосальск, в полк, где его похоронят со всеми почестями.

Так это было. Но такие подробности не принято упоминать в письмах. Лучше он выразит семье убитого соболезнование. И еще напишет о том, что с большим уважением относился к своему фронтовому другу.

Из штаба Западного фронта пришла радиограмма: