Почему я остановился на Миронове? Просто он — типичный представитель одной из многочисленных групп питерской политической тусовки — «оловянный солдатик президента Путина», трафаретно правильный, занудный, но легко уязвимый, амбициозный, но управляемый, дисциплинированный и настойчивый. Идеальный солдат для любой политической кампании. Чрезмерно, правда, образован, как-никак — четыре высших образования у человека: и техническое, и экономическое, и юридическое, да еще и диплом в области государственного управления. В 1997 году Миронов как раз окончил Российскую академию государственной службы и готовился получить диплом с отличием в Санкт-Петербургском университете. Видимо, поэтому в статье о Яковлеве есть пара абзацев, напоминающих фрагмент дипломной работы: «Приходящие к власти политические лидеры со своей командой, да и наши политические партии еще очень далеки от того, чтобы подняться до уровня современной профессиональной политической деятельности. Надо расстаться с мыслью о том, что политика — это просто борьба за власть между классами, группами, слоями. Политика есть деятельность по эффективному управлению обществом посредством власти. Политика — это наука о «производстве» и эксплуатации власти. И здесь, как в любой науке, идет изнурительная работа по открытию законов завоевания и удержания власти. И власть дается в руки не обязательно самым волевым, энергичным, а тем, кто открывает обществу новые проекты и модели более эффективного управления обществом и убеждает окружающих в правильности предлагаемого курса».
Больше двадцати лет Сергей Миронов проработал геофизиком и начальником геологической партии, разыскивая полезные для страны ископаемые в тайге Красноярского края или в степях Монголии. А кто такой начальник геологической партии? Это разведчик в тылу врага и миссионер-первооткрыватель в одном лице. У него пистолет, связь с центром и шифры, в его подчинении несколько рабочих (как правило, бывшие заключенные), которые долбят и таскают породу, у него в группе есть женщина, которая занимается обработкой и регистрацией образцов и помогает скрасить тяжелые будни экспедиции. Он и ученый, и комиссар — такой «человек без страха и упрека». Трудно посвятить этому делу двадцать лет жизни. Люди, подверженные рефлексиям и раздумьям о смысле жизни, так долго в экспедициях не выдерживают. В этой работе надо иметь девственно чистое сознание, несложно устроенный мозг и волю. И хобби Миронова под стать основной профессии — коллекционирование камней. Обычно о таких людях говорят — «человек без биографии». Но это, наверное, не про Миронова. Взял и в начале 90-х круто изменил жизнь, попытался заниматься ценными бумагами, даже получил специальный диплом в Министерстве финансов. Не важно, что у него незамутненное сомнениями сознание, как у ребенка, зато он искренен в каждом своем поступке. Миронов — человек-пенал, что вложишь в него, то он в себе и носит. Таких людей всегда отбирали для спецзаданий. Так, видимо, он в 1994 году и попал в Законодательное собрание Петербурга и, надо отдать ему должное, ни разу не подвел. Были, конечно, странные поступки: то в координаторы фракции «Законность» запишется, то увлечется движением «Воля Петербурга», то «Партию жизни» создаст. Злые языки утверждали, что Миронов всегда делал то, о чем просил его Владимир Путин и люди, близкие к Владимиру Путину. Хотя, с другой стороны, что здесь плохого? В официальной биографии Миронова — уже спикера Совета Федерации, соответственно, третьего лица в России, в самом конце, вместо привычного упоминания о семейном положении или увлечениях, специально подчеркнуто, что «трижды (в 2000, 2003 и 2005 годах) награжден именным оружием»…
Нет, Сергей Миронов — не солдафон, а именно — солдат. И романтик. Не удивлюсь, если он издаст когда-нибудь и сборник своих стихов. По крайней мере, нельзя без умиления читать о его любимце — коте Агате. Прочтите и вы фрагмент мемуаров Миронова — и сразу все поймете: «У нас с ним существует ритуал — когда я вечером или в выходные сажусь поработать дома за письменным столом, то обязательно минут через пятнадцать Агат, находящийся в соседней комнате, начнет громко мяукать, предвещая свой приход. Это значит, что мне пора убрать все бумаги и папки с правой стороны стола и очистить место, где он будет лежать. Затем Агат, мяукая, подходит к столу. Так как снизу не видно, свободно ли его место, Агат внимательно смотрит мне в глаза. Я киваю — все готово. Стол у меня высокий, но и кот не из слабых. Он точно прыгает на то место, которое ему подготовлено, затем обязательно подходит ко мне, становится прямо на документы, которые я читаю, лижет меня и укладывается на бумаги. По нашему ритуалу, я даю ему минуты две полежать, потом говорю:
«Агат, иди на место». Он важно встает и ложится на свой край стола хвостом ко мне, а головой к двери. И так мы можем работать несколько часов». Специально привожу такой большой отрывок, но учтите, что в оригинале рассказ третьего лица российского государства о его совместной работе с котом над документами раза в три длиннее.
Так же искренне Сергей Миронов противостоял и губернатору Яковлеву. Он видел в жизни Петербурга тревожные сигналы для всей России, продолжая заданную Анатолием Собчаком тему о «криминализации» города: «18 августа прямо на Невском проспекте был убит вице-губернатор Санкт-Петербурга, председатель комитета по управлению городским имуществом Михаил Маневич. Погиб последний из находящихся у власти в Петербурге реформаторов первого призыва. Пожалуй, со времени убийства Сергея Мироновича Кирова в 1934 году в нашем городе не звучали столь грозные и страшные возможными последствиями выстрелы. За ними стоит не просто борьба за передел собственности, за доступ к государственному имуществу, за ними слышится отрицание самой реформаторской экономической политики, которую последовательно проводил Маневич. Убийство Маневича — убийство политическое. Политика есть концентрированное выражение экономики. Кто-то очень хочет сменить демократические, рыночные, правовые модели государственного управления иными, «свойскими», а возможно, реакционными и диктаторскими».
Такое впечатление, что Миронов вообще плохо понимает суть процессов, которые описывает. Но сколько пафоса в каждом слове! Согласиться, однако, можно только с одним: убийство Маневича всех в городе повергло в шок и имело серьезные идеологические последствия для северной столицы.
Маневича убили утром 18 августа 1997 года. Киллер расстрелял машину заместителя главы администрации, когда тот ехал на работу. Стрельба велась с крайне неудобной позиции — с вертикальным отклонением около 60 градусов, приблизительно с 200 метров. (Примерно так же, с подстраховкой и поразительной точностью и кучностью стрельбы, был расстрелян в Москве у Краснопресненских бань авторитетный спортсмен и бизнесмен Отари Квантришвили.) Сразу появилось несколько версий убийства. Самая распространенная среди публики — «застрелили Маневича, но «метили» в его друга Чубайса». Еще один ближайший друг главы администрации Ельцина заместитель министра финансов России Алексей Кудрин в интервью одной из газет заявил, что не следует искать причину убийства в каком-либо конкретном случае: «Мы проанализировали вехи нашей совместной работы в последнее время. О каких-либо угрозах или предупреждениях Миша не говорил, хотя обычно он о них информировал. Когда такое случалось, Михаилу давали охрану, принимали меры предосторожности. Сейчас никаких сигналов не было. Я думаю, что тогда все упиралось конкретно в Маневича, он становился непреодолимым барьером для проталкивания каких-либо нечистоплотных решений».
Владимир Яковлев утверждал, что Маневич был для него незаменим. Он стал правой рукой губернатора, по крайней мере в вопросах управления городской недвижимостью. Маневич добивался пересмотра договоров со всеми арендаторами городских объектов и собирался навести порядок в этой области. Комитет по управлению городским имуществом подготовил проект закона «О порядке определения арендной платы за нежилые помещения», согласно которому рост арендных платежей в бюджет увеличивался в 2–3 раза, что существенно сокращало теневые доходы владельцев городской недвижимости.
Журналисты также увязывали расстрел чиновника с последовавшим вскоре убийством одного из руководителей финской фирмы «Несте» — Санкт-Петербург» Валерия Мандрыкина. Согласно постановлению губернатора, под патронажем его заместителя Маневича в городе проводился конкурс на постройку новых автозаправочных станций. Финская компания получила самое большое число мест — 62, что могло привести к дисбалансу на местном рынке и вызвать негодование преступных группировок, работающих в этой сфере.
А одна из самых скандальных версий указывала на бывшее руководство города. За несколько месяцев до убийства прокуратура арестовала сотрудницу городской администрации Ларису Харченко и начальника аппарата мэра Виктора Кручинина, переправила их в московский изолятор «Лефортово». Причиной ареста послужила их причастность к делу о махинациях с квартирами Анатолия Собчака. По этому же делу председатель питерского комитета по госимуществу Маневич должен был проходить в качестве свидетеля. Известно, что к нему специально приезжал личный представитель генерального прокурора страны Юрия Скуратова. Возможно, его шантажировали, убеждая дать показания против Собчака, угрожая в противном случае переквалифицировать из свидетелей в обвиняемые. Журналисты не исключали: Маневич мог предупредить представителя генпрокурора о том, что если будут копать под него, то он сдаст своего бывшего шефа — Собчака. В день убийства Маневич должен был лететь в Москву на встречу с Анатолием Чубайсом. Но как-то так получается, что убийство лишило следствие самого ценного свидетеля (после самого Собчака, естественно).
Первый вице-губернатор Вячеслав Щербаков высказывает еще одну версию убийства: «Собчак расплатился жизнью Маневича за невыполненные обязательства. Конечно, криминальные группировки были и есть, но они появились еще при Собчаке и расцвели при нем. Маневича убили за невыплаченные долги, потому что были заложены объекты собственности под какие-то обещания. А пришел Яковлев и сказал, что у него нет никаких обязательств».
Трагическая смерть Маневича вызвала серьезный резонанс в российском обществе. На похоронах друга Анатолий Чубайс поклялся найти и наказать заказчиков и исполнителей убийства. Спустя девять лет он сообщил, что все заказчики и исполнители установлены и их скоро постигнет жестокая кара. Эта смерть настолько быстро обросла самыми радикальными политическими версиями с далеко идущими выводами, что ее следует рассматривать как первый акт драмы под названием «Петербург — криминальная столица России». Вот что тогда писала местная пресса: «Отчеты о происшествиях, ложащиеся каждое утро на стол губернатора Петербурга Владимира Яковлева, напоминают сейчас сводки с поля боя. Кто-то застрелен за рулем джипа, кто-то — в подъезде дома, собственном кабинете или на даче. Очень неуютно чувствуют себя и владельцы ста двадцати пяти розданных за копейки, по балансовой стоимости, шикарных квартир в центральной части города — этот широкий жест сделал мэр Собчак незадолго перед тем, как покинуть свое кресло. И кто знает, какие фигуры окажутся на концах ниточек, потянутых следствием из этих квартир».
Имена, пароли, явки
История криминального Петербурга и появления нового бандитизма в 90-х годах прошлого века такая же простая и кровавая, как формирование преступного мира во всей стране. Питерская глава этой бандитской саги не выделяется ни размахом, ни жестокостью, ни какими-либо особыми схемами существования криминала в этом городе по сравнению с остальной Россией. В этом смысле Питер можно считать типичным регионом России, на примере которого можно и нужно, конечно, проследить появление, становление, усиление, расцвет и трансформацию новой российской организованной преступности, хотя точно так же логично и убедительно это выглядело бы и на примере Красноярска, Самары или Смоленска.
История же сотворения мифа «Петербург — криминальная столица», мифа, превратившегося в устойчивый стереотип общественного мнения, в общее место практически всех публикаций о Санкт-Петербурге, требует специального анализа. Эта история когда-нибудь обязательно войдет если не в учебники по криминалистике, то в пособия по политическим технологиям и манипуляции массовым сознанием.
Впервые словосочетание «бандитский Петербург» появилось в газете «Смена» осенью 1992 года. Ввел его в оборот молодой журналист Андрей Константинов. Константинов — литературный псевдоним Андрея Баконина. И в журналисты Андрей подался только в 1991 году, окончив до этого восточный факультет Ленинградского государственного университета по специальности историк-арабист и отслужив несколько лет в Советской армии военным переводчиком в странах Ближнего Востока. Жанр журналистского расследования тогда входил в моду, разоблачали всех и вся после десятилетий могильной тишины советской прессы, материал для работы появлялся лавинообразно, криминальные репортеры по популярности не уступали депутатам Верховного Совета. Андрей Баконин стал криминальным репортером газеты «Смена». И пошли серии статей о преступных городских группировках, о том, как они делят примерные сферы влияния, какая тактика и даже какие у лидеров клички. Как человек талантливый, выросший в семье научных работников, склонный к системной работе и попавший сначала в газету, а не на телевидение, Андрей под псевдонимом Константинов решил обобщить всю накопившуюся информацию, систематизировать ее и описать городскую преступность в историческом и идеологическом аспектах. Так появилась книга «Бандитский Петербург».
Наверное, подобную книгу мог бы написать и Александр Невзоров, звезда питерской криминальной телевизионной хроники. Но телевизионные журналисты — это внебрачные дети шоу-бизнеса, для которых эффектность изображения и драматургия сюжета важнее обобщений и аналитических выкладок. Однако Невзоров создавал сумасшедший по накалу общественный фон вокруг криминальной темы, едва ли не ежедневно он взрывал мозг обывателя своими сюжетами о бандах, убийцах и прочих негодяях. Криминальный апокалипсис на экранах телевизора требовал скрупулезного описания, спокойного осмысления и трезвого анализа. С этой задачей прекрасно справился Андрей Константинов. Он аргументированно объясняет, почему назвал свою книгу именно «Бандитский Петербург», а не «криминальный» или «кровавый»: «На тот момент очень четко обозначились две основные ветки организованной преступности в нашей стране. Одна ветвь — это организованная преступность со старыми традициями и принципами функционирования, уголовная, «блатная» преступность во главе с ворами в законе, которые, в свою очередь, что-то брали из дореволюционных уголовных порядков. Москва, например, была как раз абсолютно воровская на тот момент. И когда вышла книга «Москва бандитская», я еще смеялся и говорил, что это неправильное название, потому что оно не отражает истинного концептуального расклада сил. Потому что в Питере воры никогда не были сильны, их всегда было очень мало и они здесь не пользовались особым авторитетом. В нашем городе сложилась новая бандитско-гангстерско-спортивная преступность, и она в середине восьмидесятых годов реально взяла власть».
Книга выдержала несколько переизданий. Читатели в большинстве своем не видели фундаментального, научного смысла в словосочетании «бандитский Петербург», а воспринимали его как диагноз, констатацию неприятного факта: город захлестнула преступность и он превратился в «бандитский». Насколько прямой была связь между активностью ОПГ и деятельностью Собчака или Яковлева? Насколько справедлив упрек Яковлеву в том, что при нем город превратился в криминальный анклав?
Естественно, все начиналось еще во времена Анатолия Собчака. «Все эти казино и игровые автоматы — детище Собчака, а не Яковлева. И бензиновый бизнес развивался при нем. Яковлев как умный человек понимал, что поломать это нельзя, а лучше управлять этим осторожно. Россия вся такая, только на примере Москвы никто бы не позволил это так ярко описать, а на примере Питера, который даже более привлекателен для иностранцев, — пожалуйста. Ну, а стрелочником выбрали Яковлева. Собчак к тому времени умер, у нас не принято пинать ушедших из жизни», — так считает адмирал Щербаков.
Заведующий кафедрой социологии питерского филиала Высшей школы экономики Вадим Волков в своей книге «Силовое предпринимательство» подробно проанализировал историю появления, развития и трансформации в России организованных преступных группировок и их влияние на политическую жизнь регионов. Он уверен, что закрытые губернаторские экономики, против которых боролись крупный московский капитал и Кремль, во многом держались на связке губернаторов с крупными ОПГ, ставшими доверенными инвесторами и неформальными агентами регионального протекционизма. Но Питер не выделялся особым размахом этих ОПГ на фоне других регионов: «Скрытые, а иногда и открыто декларируемые сделки между местными властями и финансово-промышленными группами, выросшими из ОПГ, заключались во многих других регионах Российской Федерации, в том числе и в Москве. Незадолго до своего ареста в Швейцарии осенью 1996 г. Сергей Михайлов, считавшийся правоохранительными органами лидером солнцевской ОПГ, выиграл тендер на модернизацию московской системы водоснабжения и принял участие в проекте строительства газопровода из Туркменистана на Украину».