Два года напряженной учебы. Торжественное посвящение в офицеры. Приказ по училищу: «назначить командиром курсантского взвода». Первый отпуск в новом качестве и женитьба в родном Черноокове. Приезд молодой жены, Тани. Пребывание на седьмом небе и ... возвращение на грешную землю.

Вызвал начальник училища, спросил:

- Ну, что, женился?

- Так точно, товарищ генерал, - не скрывая радости, ответил новобрачный. -Жена у меня чудесная, старая любовь.

- Это хорошо. Поздравляю. А жить где собираетесь? Я помочь вам не смогу - квартир нет.

- Может, частную найду...

Поиски, однако, ни к чему не привели, хорошо хоть потом генерал смилостивился. Одну из аудиторий в учебном корпусе разделили легкой перегородкой: в одной половине жили три лейтенанта - холостяка, в другой проводили свой медовый месяц молодожены, причем лейтенанты ходили к себе через их обитель. Впрочем, на неудобства не жаловались: с милым, говорят, и в шалаше рай.

Оптимизм помог Цыганку выстоять и в суровое военное лихолетье. Но об этом расскажем подробнее.

...После вчерашнего посещения ресторана (с друзьями отмечал новое назначение) голова тяжелая, неприподъемная. Вставать нет сил. А тут грохот какой-то доносится с улицы. Зенитки стреляют, что ли? В воскресенье учения проводить задумали. “Ну, а мне-то что до этого? Мне в Белую Церковь надо. Билет в кармане”.

- Вставай! Война! - донеслось до него откуда-то из небытия.

Вскочил на ноги, быстро оделся - и в училище. Приказано: всем на казарменное положение. Только на следующий день смог уехать к новому месту службы. Но там своей части уже не застал, с трудом нашел ее в пяти десятках километров от Белой Церкви.

Потом были кровопролитные бои на дальних и ближних подступах к Киеву, неимоверно тяжкие, затянутые пороховой гарью и облаками ядовито-желтой пыли дни отступления. Под натиском противника 31 стрелковый корпус и в его составе 105 отдельный батальон связи отходил все дальше и дальше на восток. Машина со связистами, в которой старшим был лейтенант Цыганок, застряла в болотистой низине. Забарахлил мотор. Пока возились, батальон ушел далеко вперед. Догнали только в Пирятине. На окраине города встретился командир батальона капитан Мироненко. Цыганок бегом - к нему:

- Какие будут распоряжения?

- Поставь машину в сторону, и жди, - приказал комбат. И растворился в толпе военных, направлявшихся к переправе.

Улица, ведущая к реке, была запружена до предела. Грузовики с прицепленными к ним сорокопятками, крытые темно-зеленые штабные машины, походные кухни, подводы, груженые мешками, ящиками, чумазые от грязи легковушки... И люди, люди...Военные и гражданские, солдаты с неуклюже торчащими из-за спины винтовками и старики, женщины с узлами домашнего скарба на плечах. Черные от пота гимнастерки и такие же черные от пыли и усталости каменные лица людей. И все это шумело, грохотало, катилось, двигалось по всей площади улицы, направляясь к мосту, переброшенному через неглубокую реку по имени Удай.

Уже два раза над переправой на небольшой высоте с надрывным воем проносились немецкие самолеты, оставляя на реке взметнувшиеся вверх размашистые всплески воды, но несмотря на бомбежку, устремленный к реке поток людей и техники продолжал двигаться.

Прошел час, а командир батальона не возвращался. “Надо идти искать”, - решил Цыганок. В толчее возле моста к нему подбежал незнакомый майор. Фуражка сдвинута на затылок, ворот гимнастерки расстегнут, в усталых глазах злые искорки, движения резкие, решительные.

- Лейтенант, вы что здесь делаете?

- Мне комбат нужен.

- Какой еще комбат?! - закричал майор. - Ты видишь, что твориться? Сейчас же к переправе! Регулируй движение! Приказываю! - И для большей весомости слов провел рукой по кобуре пистолета.